Когда в пути не один - [125]

— И вы встречаете в нем календарные праздники и отмечаете дни рождения своих сотрудников?

— Да, конечно, встречаем и отмечаем.

— Вот так и у нас, Екатерина Алексеевна. Только наш коллектив побольше, по статусу повыше и исключительно мужской. А в принципе мы делаем то же, что и вы. Так что, уважаемая Екатерина Алексеевна, муж сказал вам истинную правду. И я сам также являюсь участником этих ужинов. И представьте себе, из деловых и этических соображений не могу от них отказываться. А вы хотите, чтобы ваш муж не участвовал в них?

— Да, если это возможно.

— Тогда как на него будут смотреть его коллеги, наш председатель? Как на белую ворону? Как вы думаете? — вел свою линию Бедов, продолжая защищать Филиппова. — Должен вам сказать, что по работе, выполнению своих функциональных обязанностей ваш муж никаких замечаний и взысканий не имеет. По поводу вашего «больше, чем навеселе» замечу, что мы ни разу не видели его, извините за выражение, не то что нетрезвым, а даже с похмелья. Если бы такое случилось, с ним бы пришлось расстаться. Скажу другое о нем: Владимир Алексеевич всегда следит за собой, чисто выбрит, наглажен, аккуратен, а главное — дело свое выполняет отлично! Может, он приходит домой больше, чем навеселе, после встреч с друзьями?

— Да, бывает. Совсем не так давно явился во втором часу ночи. И не один, а с товарищем. Как это понимать? — отвечала с вызовом Катерина.

— Такое поведение не делает ему чести, — согласился Бедов. — И по этому поводу я обязательно с ним переговорю, — нахмурив брови, заверил он Катерину, про себя прикидывая, что врежет Филиппову самым серьезным образом даже несмотря на приятельские отношения, сложившиеся между ними. А вслух еще раз подтвердил свое искреннее намерение: — Не беспокойтесь, а главное, не сомневайтесь, очень крепко поговорю с ним. Кстати, Екатерина Алексеевна, моя жена тоже регулярно выговаривает мне за эти ужины по служебной необходимости. Однако должен честно и откровенно признаться, что невозможно вести себя иначе ни мне, ни Владимиру, ни кому-либо другому. Такова жизнь. И вы должны осознать и принять это.

— А может, поговорить с ним на партийном бюро? — не отступала Катерина.

— Можно и на бюро, — без энтузиазма согласился Бедов. — А если за ночные выходки, да если что-то еще накопают, вашего муженька исключат из партии? Знаете, что тогда будет?

— Он осознает свои ошибки и поведет себя по-другому.

— Нет, уважаемая Екатерина Алексеевна, тогда Владимиру Алексеевичу Филиппову здесь уже не работать! Кстати, а почему он пришел поздно? Вы интересовались?

— Нет! И узнавать не собираюсь.

— Напрасно. На мой взгляд, вы должны с ним объясниться по этому поводу, — настоятельно посоветовал Бедов. — А насчет обращения в партийное бюро, чтобы завести персональное дело на человека, — это, простите, считаю преждевременный шаг. Думаю, на первый раз достаточно будет моей с ним беседы. А уж в своих семейных отношениях разбирайтесь сами. Или вы намерены развестись с ним?

— Нет. Посмотрю, как он будет вести себя дальше.

— Ну что ж, давайте на этом и закончим наш разговор, — предложил Бедов. — В случае чего не торопитесь идти в партбюро или к Славянову, посоветуйтесь со мной. Договорились?

— Договорились, Федор Александрович, — охотно согласилась Катерина и тут же добавила: — Большое вам спасибо, что приняли и выслушали меня. На душе сразу легче стало.

Раскрасневшаяся и довольная, Катерина как на крыльях выпорхнула из кабинета заместителя председателя облисполкома и, сказав слова самой восторженной благодарности его секретарше, отправилась на работу.

…По дороге в районный центр Муртазовку Филиппов, удобно устроившись на заднем сиденье, пытался не спеша и самым серьезным образом проанализировать свои отношения с женой.

О переживаемых им семейных неладах он никому, кроме «маршала», не рассказывал и ни с кем не советовался, как быть дальше. Конечно, неприятно, когда приходишь домой после проводов шефа в отпуск, а жена, фыркнув и бросив любимую фразу: «Ты неисправим!» — демонстративно удаляется в другую комнату, не желая его видеть. Если ей нравится это, что ж, пусть все так и остается. Филиппов ничего не собирался менять в своей жизни, зная, что значение семьи и прав Катерины он никогда в своей жизни не умалял и не ставил под сомнение. И потому он вел себя как ни в чем не бывало: по-прежнему жил дома, отдавал деньги, завтракал и ужинал тем, что найдет на кухне, спал на диване в большой комнате и мыслями витал уже в Лисентуках, где мечтал вместе с Аленой прогуливаться по ухоженным дорожкам санатория «Голубая Русь», в котором он уже не раз отдыхал.

Для поездки туда он предусмотрел и уже принял необходимые меры, чтобы отпуск прошел на соответствующем уровне. Первым делом позвонил главному врачу санатория и, пообещав ему привезти заказанный набор знаменитой хохломы, а конкретно «Братину», сообщил день своего приезда и попросил подержать в резерве одноместный номер, на что было получено искреннее заверение в безусловном исполнении просьбы.

Кроме того, Филиппов накупил массу поштучных подарков для лечащего врача и обслуживающего персонала. Не забыл он приобрести на всякий случай и определенное количество «Посольской», пользующейся большим спросом у отдыхающих и у персонала, кое-что из деликатесов: батон копченой колбасы, несколько баночек крабов, икры.