Когда усталая подлодка... - [6]
Осмотрел окрестности с целью избрания очередного корпуса для поиска своего маячка. И тут меня клюнула в темя шальная мысль. Можно сказать, гениальная. А что? Яблоко шмякнуло на голову Ньютону, и он тут же начирикал закон всемирного тяготения. Мне на голову ничего не упало, но на глаза попалась красавица-телебашня. Мысль, как молния, пронзила меня и показалась простой как репа, но гениальной.
Вот-вот начнутся передачи в телеэфире. Всякие там новости, в которые можно воткнуть сообщение о потерявшемся мальчике и показать его рожицу. Уговорю дикторов, они меня и покажут. А я еще и вякну:
— Милая! Ты где? Отзовись! Я прилечу к тебе голубем сизокрылым…
Она услышит-увидит, позвонит на телестудию, и я помчусь к ней. Допевать песню любви. Во мне еще трепетал крылышками жаворонок. Глянул на часы — время подгребает к шести. Как революционный матрос на захват телеграфа, ринулся к зданию телестудии у подножия телебашни. Столь шустро, будто я был на взлете. Как певучая птаха. И мыслишки не шевельнулось в башке, что я не взлетаю, а лечу в пропасть. Жуткая и взрывоопасная смесь из алкоголя и хмеля любви образуется в башке мужика. Термоядерный заряд!!!
Клеопатра
К дверям телестудийного здания я пришмыгал в подлодочном состоянии. В легонькой прострации и в абсолютной готовности к решительным действиям. На мое физическое состояние намекала малая стрелка часов, разглядывающая «6» на циферблате. Хмуро и кисло, будто разглядывает мои тапочки. Большая стрелка часов, будто Р-13 на стартовом столе, нацелилась на цифру 12, к старту в небеса.
— Старт! … — скомандовал я сам себе и вломился в двери вестибюля. Прямо в объятья стражников права, порядка и социалистической собственности. На охране объекта стратегической важности и стражники оказались матерые. Сами, как шкафы, а будки — у каждого сорок на сорок. Может, и температура у них была под сорок (ночь провели на страже). Уж очень горячими оказались их объятья. Трепыхнулся, было, как карась в руке рыболова, да быстро сник. Дыхалку перехватило. Через пару секунд в режиме «языка» даю показания. Как можно вежливее излагаю цель своего проникновения на государственный объект.
— Молодец! Это ты здорово придумал!… — восхитились мордовороты моей гениальности. Придирчиво окинули меня взорами и раздобрились до участливости.
— Парень, ты — загляденье! Помочь тебе — сам Бог велит. И мы поможем. И очень просто. Отвезем прямо к Клеопатре. Мы знаем, где она живет. Пару минут потерпи, пока мы вызовем карету… — завершили они допрос-осмотр столь учтиво, будто перед ними не старлей, а, как минимум, ценнейший «язык» в генеральском чине.
— Мужики! С меня банкет. Прямо у Клеопатры его и учиним… — возрадовался я. Опрометчиво. Подкатила «карета». Обычный серый «газончик» с будкой. В народе эту карету называют «раковой шейкой».
— Что-то эта таратайка мало смахивает на свадебную. Не загреметь бы в ней в тар-тарары… — мелькнула мысль.
— Пошутили ребята насчет кареты. И где им ее взять, если в их распоряжении одни серые рыдваны, с окошками в клеточку. Что есть, в том и возят… — устыдился собственных подозрений.
— Спасибо, ребята! Век буду помнить вашу доброту… — промолвил я радостно, влезая в будку. Один стражник влез в кабину, другие остались на крылечке. Я им трогательно помахал ручкой из зарешеченного окошка. Они заржали. И мы поехали.
— К Клеопатре… — подумал ее вожделенно, хотя и не совсем уверенно.
Хотелось бы сделать запись в вахтенном журнале: «06.30. Ошвартовался левым бортом к плавбазе «Клеопатра». Команде — мыться, петь и веселиться. Вахтенный офицер ст. л. Друшлаг»
Хрен там!
«Раковая шейка» ошвартовалась к воротам комендатуры.
— Ну, ментура поганая! Вечно вы путаете Клеопатру с комендатурой!… — взвыл я волком, прежде чем оказаться на допросе у коменданта.
Комендант
Комендант, как все коменданты — даже без зачатков юмора. Подполковник, в черной флотской форме, но с красными просветами на погонах. Просветы, будто лучики, отлетали от его красной упитанной рожи и ложились на погоны могучих плеч. Могучесть этого детины не могла не вызвать восхищения.
— Попадаешься к такому в лапы, не только заставит заговорить, но и вырвет гланды у тебя, через твою ж…, не моргнув глазом… — очень хорошо подумал о нем, настроившись на мажорный лад.
Силушкой Бог коменданта не обидел. Вместо юмора напихал в него недоверчивости. До неприличия много. Мой краткий рассказ о многолетней и многотрудной службе на потаенных судах выслушал в пол уха. Скороговорку о заработанном праве на отдых в лоне ЮБК (южного берега Крыма) пропустил мимо ушей.
На мой последний аккорд трогательного признания (без пыток) окрысился. Всего лишь и сказал ему:
— На пути к ЮБК у меня возникли кое-какие препятствия. Помогите их преодолеть…
Дурень! Знал же ведь, что если не хочешь нажить себе врагов, не проси ни у кого помощи.
— Все документы на стол!… — рявкнул комендант. Будто скомандовал:
— Руки вверх!
И вот тут-то я полез по своим карманам. Впервые, как отвалил от борта-бочка Клеопатры. Сказочные бабка с дедкой по амбарам, по сусекам наскребли жмень муки и замесили колобок. В своих карманах я наскреб… — только партийный билет. Из него даже колобка не сварганишь.
Находясь в вынужденном изгнании, писатель В.П. Аксенов более десяти лет, с 1980 по 1991 год, сотрудничал с радиостанцией «Свобода». Десять лет он «клеветал» на Советскую власть, точно и нелицеприятно размышляя о самых разных явлениях нашей жизни. За эти десять лет скопилось немало очерков, которые, собранные под одной обложкой, составили острый и своеобразный портрет умершей эпохи.
Воспоминания Владимира Борисовича Лопухина, камергера Высочайшего двора, представителя известной аристократической фамилии, служившего в конце XIX — начале XX в. в Министерствах иностранных дел и финансов, в Государственной канцелярии и контроле, несут на себе печать его происхождения и карьеры, будучи ценнейшим, а подчас — и единственным, источником по истории рода Лопухиных, родственных ему родов, перечисленных ведомств и петербургского чиновничества, причем не только до, но и после 1917 г. Написанные отменным литературным языком, воспоминания В.Б.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.