Когда ты рядом. Дар - [84]

— Это девочка, — сказала Эллен. — Мы уже знаем. Срок вчера вышел, — продолжала она с улыбкой. — Вот, жду теперь. — Она покачалась из стороны в сторону. — Качаюсь и жду.

— Я тоже, — мягко сказал Юхан. — Качаться я не качаюсь, но жду, так же как и вы.

Эллен посмотрела на Юхана. Она не поняла. Стала объяснять, что имела в виду. Вот она какая, Эллен, подумал он. Не понимает, о чем идет речь, но любит объяснять.

— Я про то, что вчера уже должна была родить, — сказала она. — И теперь перехаживаю… Вот что я имела в виду, когда говорила, что качаюсь и жду.

Юхан кивнул:

— Ах вот вы о чем! Теперь все понятно.

Май стояла у них за спиной и наблюдала. Юхан подумал, что она будто бы хочет впитать в себя все происходящее, чтобы потом при случае рассказать об этом подробнейшим образом.

А в чем же причина? Причина того, что отец и сын не разговаривали друг с другом в течение восьми лет, была весьма расплывчата. Андреас как-то спросил, нельзя ли ему пожить на вэрмландской даче Юхана и Май, а Юхан ответил, что сейчас не самое подходящее время, и Андреас принял эти слова к сведению. Несколько недель спустя они обедали вместе, в мире и согласии. Незаметно в разговоре проскользнул вопрос о даче, скорее всего, между делом, ведь все было так славно. Позднее, в тот же вечер, Юхан сказал Май, что хотел бы проводить больше времени с сыном. Месяц спустя Юхан получил от Андреаса письмо, в котором тот заявлял, что презирает отца, так же как отец презирает его самого. И его отказ в просьбе по поводу дачи был лишь последней каплей.

Юхан покачал головой. Письмо задело его, но сам он этого не осознал. На даче шел ремонт, надо было убрать протечки. Он ведь так и сказал. Да и вообще, он не обязан ничего объяснять. Сын уже взрослый человек, с какой стати он должен пускать его на свою дачу, как только тому заблагорассудится, чтобы он бог весть чем и бог весть с кем занимался в их с Май частных владениях, среди их личных вещей. Но дело, конечно, было в протечках. Андреас и сам должен это понимать.

Несколько дней спустя после того письма Юхан попросил Май позвонить Андреасу. Он считал, что у нее лучше получалось улаживать подобные дела.

Андреас сказал Май:

— Неужели отец не понял, что теперь мы чужие люди. В моей жизни его больше не существует.

И вот теперь сын сидит перед ним. Такой же худой, как отец, но лицо у него от матери. А вместе с сыном — подруга, в любой момент готовая родить. Надо бы спросить у нее, читала ли и она новеллы Марселя Бавиана. Ха-ха. Но Юхан удержался. Вместо этого он попытался улыбнуться, хотя напряжение причиняло ему боль. Больно было не от собственного лицемерия. А от движения. Губы, глаза, щеки, все мускулы на лице, которые приходили в движение, чтобы изобразить некое правдивое подобие улыбки. И голова. Давящая боль, которая никогда не проходила. От присутствия гостей боль только усилилась. Юхан чувствовал, как эта боль превращалась в одно- и двусложный речитатив: прочь-по-шли-я-не-мо-гу-не-хо-чу-не-сей-час.

— Вот мы и здесь, — сказал Андреас. — Как ты себя чувствуешь, папа?

— По-разному, — ответил Юхан, пытаясь удержать на губах с трудом получившуюся улыбку. Лицо его вот-вот готово было развалиться на части, расколоться, разбиться, разверзнуться, как гнойник на щеке. Скоро из него наверняка брызнет всякая дрянь. Он осторожно нащупал шприц с морфием. Все это видели, но никто ничего не сказал.

— Восемь лет, — сказал Юхан.

— Да, — ответил Андреас.

Обе женщины, Май и Эллен, молча сидели и слушали.

— Восемь лет, — повторил Юхан.

— Но теперь ведь ты болен, — откровенно ответил Андреас. — И это меняет дело.

Юхан хотел спросить, что именно это меняет. Может быть, Андреас пришел сюда, чтобы простить его? В таком случае он мог бы не беспокоиться. Май говорила о примирении. А не о прощении. Юхан не сделал ничего такого, за что его надо было прощать.

Он повернулся к Андреасу:

— Дело было в протечках!

Тот уставился на него с непониманием:

— Что?

— Дело было в протечках.

— О чем ты, я не…

— О даче. Ты хотел пожить там. А я отказал, потому что там шел ремонт, надо было заделать протечки. Что-то случилось с трубами в ванной. Нас затопило.

Андреас опустил глаза:

— Да-да, конечно.

Юхан посмотрел на него. Не это ли он хотел услышать? Или этого недостаточно? Как он похож на Алисе. Может дуться годами. И не сдаваться.

— А почему ты не сказал об этом тогда? — пробормотал Андреас.

— О чем?

— О протечках.

Юхан закрыл глаза. Умрешь и не встанешь. Он снова открыл глаза и посмотрел на Май. И это она называла примирением? Этот жалкий обмен редкими репликами между тощим сорокалетним сыном и еще более тощим семидесятилетним отцом? Эту пустую болтовню о протечках в избушке? Эти поганые мелкие обиды? Юхан перевел взгляд на Андреаса. Что-то в облике сына пробуждало желание дать ему пощечину. Юхану был знаком этот порыв. Он испытывал его с тех пор, как Андреас был мальчиком. Беспомощный амебоподобный ребенок с дрожащими руками, он никогда не мог ни на что решиться, а кроме того, был хвастуном. Так прозвали его одноклассники. Хвастун. Несмотря на свое малодушие, он был хвастлив. И слаб. Просто-напросто некоторых детей любить сложнее, чем других, говорила Алисе. И поэтому нам надо постараться. Рыбка наша, добавляла она.