Когда ты рядом. Дар - [58]

Правда, однажды, много лет назад, он написал серию статей, которая вызвала интерес в кругах ученых и уважаемых людей. То были шесть статей — кто-то назвал их эссе, — опубликованных с шумом и треском в разделе о культуре в шести субботних номерах подряд. Все статьи были посвящены Уильяму Фолкнеру: писатель, человек, мистификатор. Кроме того, Юхану удалось передать в этих статьях нечто важное об американской литературе и обществе в сравнении с норвежской литературой и обществом. Это был колоссальный труд. Его публиковали на больших разворотах, тщательно проиллюстрированных внушительными старыми фотографиями и факсимиле. Юхан никогда не получал столько похвал от людей, чьи отзывы он так высоко ценил. Его телефон обрывали звонками разные личности из мира культуры, которые говорили, что он не только пролил новый свет на творчество Уильяма Фолкнера, но и поднял стандарты литературного анализа. Своим глубоко индивидуальным и мастерским подходом к трудам и дням Уильяма Фолкнера Юхан Слеттен сказал нечто новое об искусстве читать вообще. Но это было давным-давно. Теперь никто уже не вспоминает об этой серии статей. Никто не говорит с ним об искусстве читать. Иногда в университете проводились семинары, посвященные Фолкнеру, но Юхана Слеттена на них не приглашали.

А теперь все кончилось. Все позади. Отношения Юхана Слеттена и его читателей остались в прошлом. Он должен уйти на пенсию.

Впрочем, «уйти на пенсию» — это, между прочим, еще красиво сказано. Его попросили уйти. Он получил предложение, от которого не смог отказаться. Он получил пинка, его турнули, прогнали взашей, известив об этом на серой бумаге.

А началось все с того, что Юхан прочитал немецкую рецензию на небольшой латвийский роман. Он заинтересовался. Юхан отличался любознательностью, о чем почти не упоминали на его похоронах. Он купил роман в датском переводе, прочитал его и заплакал. Он хотел сообщить всем в Норвегии, ну или, во всяком случае, читателям его газеты, что они должны во имя всего святого поспешить в книжный магазин и купить этот роман. Юхан уселся писать, но слова ему не давались. Они получались мелкими, хилыми и пустыми, словно те дурацкие мухи, которые маскируются под ос, думая, будто от этого станут опаснее. Юхану было противно, оттого что с каждым словом он только преуменьшал достоинства романа, который хотел превознести. И поэтому он сделал то, чего не делал никогда. Он перевел немецкую рецензию, поставил под ней свою подпись и отправил в редакцию. Рецензия, опубликованная до этого в маленьком немецком литературном журнале с тиражом полторы тысячи экземпляров, была блестящей во всех отношениях. Юхан не предполагал, кто ее автор. Под ней стояла подпись «Ю.И.С.». Почти что его собственные инициалы. Правда, в его имени не было никакой «И.», ну да наплевать. Главное, что рецензия, написанная Ю.И.С., точно выражала то, что чувствовал Юхан, когда читал книгу, и Ю.И.С. передал это без всякой, как бы это сказать… сентиментальности, которая для Юхана была худшим из всех зол, тем более что ее и так хватало в газете. Рецензия Ю.И.С. была остроумной и актуальной, она помещала латвийский роман в нужный исторический, политический и эмоциональный контекст; носила глубоко личный и вместе с тем общечеловеческий характер. Во всех отношениях эта рецензия была именно такой, какую Юхан хотел бы написать сам. На следующий день в 13 часов 7 минут, несколько часов спустя после того, как Долорес, неописуемой красоты двадцатитрехлетняя заместительница на время летних отпусков, которая специализировалась в области литературы, превозносила его до небес за, по ее словам, «самую блестящую газетную статью года», Юхан получил е-мейл от главного редактора, в котором ему предписывалось — по возможности без промедления — явиться к нему в кабинет «для небольшого разговора».

Ждать всю жизнь, что нечто подобное когда-нибудь случится, и вот оно случилось. Разоблачение. Все кончено, бесповоротно. Назад дороги нет. Юхан перевел дыхание.

Некий читатель из местечка Му в Ране [15] был, разумеется, одним из тех полутора тысяч людей во всем мире, кто подписался на немецкий литературный журнал, и, вероятно, единственным человеком во всей Скандинавии, кто знал, что обозначают инициалы Ю.И.С. и кто на самом деле скрывается за этой подписью. Читатель из Му в Ране сразу обнаружил плагиат и написал разгромное и очень длинное письмо главному редактору, отослав копии редактору по культуре и редактору рубрики. Юхан Слеттен украл рецензию Ю.И.С. и опубликовал ее в их газете под своим именем. Мириться с этим нельзя, считал читатель из Му в Ране. Это неслыханно, и происходит такое в печатном органе, который называет себя газетой, посвященной культурной жизни.

Юхан внимательно рассматривал лицо главного редактора. Оно не было злым. Впоследствии Юхан зашел так далеко, что утверждал, будто бы на его лице не было даже удивления. Главный редактор не любил Юхана. Этот поступок отвечал его ожиданиям.

Впрочем, все было не так! Не стоит мне увлекаться.

Действительно ли главный редактор недолюбливал Юхана?

Его место было статьей расхода, с которой газете было желательно покончить, только и всего, Юхан был лишним, а тут еще и этот плагиат — надо сказать, единственный в практике Юхана, в течение сорока лет проработавшего в одной и той же газете. Он не был выдающимся журналистом, но свое дело он знал! И до сих пор он был честен. На него было можно положиться. Эта рецензия на маленький латвийский роман, украденная из еще более маленького немецкого литературного журнала — 886 слов, 4250 знаков, была вполне подходящим поводом для увольнения. Для газеты это большая неприятность, на что главный редактор не преминул указать Юхану. Редактору рубрики пришлось уговаривать взбешенного читателя из Му в Ране в течение почти получаса. Ведь читатель из Му в Ране хотел опубликовать в газете свое письмо («Это не письмо! — кричал он в телефонную трубку. — Это статья!»), и его пришлось убеждать в том, что не имеет смысла подвергать издевкам коротавшего свои дни журналиста по культуре, который все равно в ближайшее время должен уйти на пенсию.