— Паж, пока моя дочь обдумывает ход, подойди со мной к камину, я должен сказать тебе два слова…
— Я повинуюсь. Ваши два слова?
— Зачем тебе моя дочь?
— Я полюбил ее с первого взгляда.
— Ты любишь ее. Это хорошо. Помни же, если ты потребуешь заклада, ты сделаешь несчастной ту, которую любишь.
— Почему?
— Ты не знаешь жизни. Женщина, происхождение и красота которой с первых лет обещали знатную, блестящую и роскошную судьбу, не будет счастлива, став женой безымянного бедняка. Она будет страдать — громко или молча. Если молча, это еще хуже. Ты не знаешь жизни.
— Паж Фернандо, ваш ход… Паж Фернандо, вы не слышите? Паж Фернандо! Паж Фернандо, очнитесь от вашей задумчивости и займите ваше место.
— Простите, контессина… Мой ход? Сейчас…
— Что с вами, паж Фернандо: вы глядите на меня и молчите?
— Я смотрю в ваши очи, которые так прекрасны…
— Слова те же, но звук их другой — печальный. Что вас печалит, паж Фернандо?
— Что богатой контессине до печалей безымянного пажа?..
— Вы не безымянный паж, у вас есть имя: это имя — герой, а ваша печаль… ваша печаль…
— Договорите, контессина.
— Не знаю… Мне как3то не хочется, чтобы вы были печальны. Отчего вы печальны… Ага! Шах вашей королеве. Отчего вы печальны?
— Я не печален. У вас в саду есть цветы, контессина?
— Да. Если бы не зима, я подарила бы вам цветов. Какие ваши любимые цветы, паж Фернандо?
— Гвоздика. Вы срывали когда3нибудь красную гвоздику в полном цвету?
— Срывала.
— Когда красную гвоздику сорвут в полном цвету, она должна умереть. Но она умирает пышной и прекрасной. Сорванная потом, она вянет и бледнеет, но это уже после смерти.
— Да. Мне всегда поэтому жалко рвать цветы. Это все равно, что убить молодое существо.
— Почему жаль? Если вы не сорвете гвоздику, она постареет, потускнеет и тоже умрет, но умрет не пышной и прекрасной, а хилой и жалкой. Лучше умереть в расцвете, в самый яркий полдень жизни — тогда все прекрасно, тогда и смерть прекрасна.
— Почему вы говорите о смерти, паж Фернандо? Почему ваши глаза потемнели? Вам грустно?
— Я не грущу. Я цветок красной гвоздики в полном цвету — как же я могу грустить?
— Паж Фернандо, мне жутко. Что вы проиграете, если проиграете?
— Ничего такого, что было бы мне дорого.
— А что выиграете, если выиграете?
— Я не выиграю. Граф, слышите? Я проигрываю!
— Отец, я уже сняла у него почти все фигуры, но… мне не по себе. Не оставить ли эту партию?
— Ты права, Иоланда. Паж, довольно. Мне не нужно твоего проигрыша. Я пошутил с тобой.
— Старик! Никому и никогда не позволял я шутить со мною, не позволю и вам! То, что я проиграю, будет вам отдано, и не от вас зависит помешать мне. Я не похож на вас, знатных и богатых людей: мое слово свято, мне не жаль отдавать то, что я проиграл.
— Отец, что это значит, ради Бога?
— Паж, твои слова резки… но справедливы. Иоланда! Мы бились об заклад: если он выиграет, ты должна стать его женою; проиграв, он должен…
— Граф! Я не даю вам права открывать пред контессиной наш тайный договор! Ваш ход, Иоланда.
— Твой ход, Иоланда. Ангел твоей покойной матери да водит твоей рукою, потому что поистине благородная душа трепещет в запальчивом сердце этого юноши…
— Контессина, этим ходом вы открываете путь моей королеве.
— Мой ход сделан, паж Фернандо.
— Девушка, мне не нужно твоего милосердия! Ты нарочно даешь себя победить.
— Не сердись на меня, паж Фернандо, ведь ты победил уже меня другой победой…
— Шах королеве!
— Королева твоя…
— Шах королю!
— Отец, я побеждена.
— Да сбудется воля Божия! Подойди сюда, старый друг мой Тебальдо. В эту ночь родился младенец, сын бедных и незнатных людей, которого Бог поставил превыше царей земных. Оттолкнуть человека, рожденного в бедности, значит оттолкнуть Христа. Моя дочь Иоланда будет женой человека, рожденного в бедности, и я верю, что такова Его святая воля. Будьте благословенны, дети мои.
* * *
— Что с тобой, паж Фернандо? Ты глядишь на меня и молчишь?
— Я гляжу тебе в очи, которые так прекрасны.
1902
