Когда терпение лопнуло - [51]

– У вас с девяти рабочий день, – буркнул недовольно заспанный охранник. – могу не пропускать вас.

Рита подвинула к себе книгу, где расписывались за ключи. Напротив номера их кабинета имелась Анькина подпись с сегодняшней датой.

– А это что? – Рита ткнула в нее пальцем. – Это что такое?

– Ей доступ разрешен, – охранник рылся в папке, перебирал листки. – Производственная необходимость. Вот, пожалуйста.

И предъявил приказ о дополнении списка допущенных в помещение банка в нерабочее время, Анькина фамилия шла последней.

«Обалдеть», – Рита улыбнулась охраннику, тот набычился.

– Ну пропустите, пожалуйста, не на вокзал же мне ехать.

При слове «вокзал» аж тошнота к горлу подкатила: похоже, в камере хранения она уже постоянный клиент, и сотрудник, что принимает плату, кажется, узнал ее в лицо.

– Идите уж, – сжалился охранник, – только не безобразничайте.

Он сам ездил издалека, работал сутки-трое и отлично понял, что хотела сказать ему Рита. Вошел в положение, спас практически.

– Спасибо, – Рита приложила пропуск к датчику, на турникете появилась зеленая стрелка.

– Пожалуйста, – охранник убрал журналы, – первый раз такое вижу: все с работы бегут, а вы на работу. Там что, медом намазано?

«Если бы», – Рита рванула вверх по лестнице, добежала до кабинета. В предбаннике на диване храпела Анька, Рита осторожно прошла мимо, тихонько закрыла за собой двери. Включила чайник, села за свой стол. К стеклам прилипал туман, жутковато шевелились в рассветном полумраке голые кленовые ветки. Химера наверняка сидела с мокрой спиной и очень страдала от жуткого климата варварской страны. Чайник закипел, Рита налила кружку кипятка, бросила туда пакетик и достала свои последние деньги. Купюры, яркие, точно солнышко, одним своим видом превосходно снимали депрессию и тоску, но лишь на время. Для полного излечения требовалось много таких купюр, очень много, две пачки в банковской упаковке, три, чемодан, вагон. «Берется одна купюра мелкого достоинства и одна крупного», – раздался в голове голос Тарновского, – «режется на несколько частей так, чтобы подлинность была более пятидесяти пяти процентов. Потом они склеиваются прозрачным скотчем, и готово: из одной купюры получается две, и обе, заметим, подлинные». Рита взяла ножницы, прицелилась, сжала кольца, лезвия сошлись над центром почти новой купюры. Зажмурилась, прикусила губу и сжала пальцы. Раздался тихий хруст, точно шаг по первому снегу, и на стол упали две оранжевые половинки. Рита взяла вторую купюру, расправила ее перед собой. «Последняя», – мелькнуло в голове, – «больше денег нет». Рита сжала зубы, «прицелилась» ножницами, отмеряя половину, сжала кольца, и тут распахнулась дверь. На пороге появилась сонная Анька, она щурилась спросонья, Рита рухнула грудью на стол. Ножницы больно упирались в ключицу, буквально впились в кость, половинка купюры слетела на пол. Рита наступила на нее и сделала вид, что спит, не обращая внимания на острую холодную боль под шеей.

– Ты чего тут делаешь? – окончательно проснулась Анька. – Это нарушение ПВТР…

Рита сделала вид, что сама только что открыла глаза, зевнула, стараясь не кривиться от боли. Поерзала на стуле, стараясь отодвинуть ножницы, но те намертво прилипли к коже и царапали стол в такт движениям.

– А ты не нарушаешь, можно подумать, – Рита лениво приоткрыла один глаз. Анька злобно пялилась от порога и сжимала в руке мобильник.

– Мне можно, – нагло заявила Анька, – мне Наталья Анатольевна разрешила…

– Бухать на рабочем месте? – Рите удалось улыбнуться. Ей казалось, что ножницы прорезали кожу, и на столе полно крови. Сердце колотилось где-то в горле, перед глазами все плыло, и терзала одна мысль – видела Анька разрезанные деньги или нет? Если видела, то остается ее только убить, как обычно поступают с невольными свидетелями в дешевых детективах.

– Чего? – Анька ухватилась за дверной косяк. – Чего ты сказала?

– Бухать на рабочем месте, – Рита сделала вид, что устраивается поудобнее, и прикрыла глаза, а сама через неплотно сжатые ресницы следила за Анькой. Та покраснела, сощурилась и подалась вперед, точно намереваясь вцепиться Рите в волосы. Ножницы уже добрались до кости, глаза слезились от боли, но Рита старалась не выпускать Аньку из виду.

– Я тебя сфотографировала, пока ты дрыхла. И бутылку рядом поставила, из-под шампанского.

Бутылка у них имелась, старя и пыльная, с бог весть какого то ли Нового года, то ли восьмого марта. Ирка отстаивала в ней воду для цветов, когда еще были цветы, потом Ирка ушла в отпуск, и ее зеленые питомцы разом загнулись, а бутылка осталась.

– Скажу, что от тебя водкой воняло, – добавила Рита, – и рядом еще бутылки валялись, но я их убрала.

– Тебе не поверят, – бросила Анька.

– Поверят, – Рита сейчас прекрасно понимала йогов, что спят на гвоздях, шипах и прочих острых металлических предметах, но нирваны почему-то не ощущалось, а ровно наоборот, боль до слез в глазах и желания послать все к чертовой матери.

– Поверят, – повторила она, – это же ты порнушку рассылаешь, а не я. Тебя выкинут отсюда пинком под зад, и Наталья Анатольевна твоя любимая тебе не поможет, даже не надейся. Ей своя шкура дороже.