Когда танцует Доринда - [50]

— Я не сомневался, что рано или поздно вы навестите нас, Шейн, — произнес он вместо приветствия.

Носком ноги детектив пододвинул один из свободных стульев и уселся напротив адвоката.

— Нам необходимо подтвердить опознание тела Бреуера, — информировал он хозяина кабинета. — У вас есть его фотография?

— У меня нет ни одной его фотографии, — объявил Гибсон. — Более того, я сомневаюсь, что таковая вообще существует.

Мастерски придав лицу выражение крайнего изумления, детектив уставился на адвоката.

— Даже любительского снимка?

— Боюсь, что нет, Шейн, — Гибсон откатился в своем кресле подальше от стола и снисходительно улыбнулся. — У Бреуера была идиосинкразия к фотографии, перераставшая в настоящую манию. Я припоминаю, что однажды, кажется в ночном клубе, бродячий художник сделал карикатуру на него. Так что бы вы думали? Бреуер немедленно заплатил ему десять долларов, выкупил рисунок и тут же разорвал его в клочки. Во всех прочих отношениях он был абсолютно нормальным человеком. Но я не понял, что означают ваши слова о необходимости повторного опознания. Какие основания могут быть у полиции сомневаться, что тело убитого человека принадлежит Бреуеру?

— Кое-какие весьма странные факты появились за последние часы, — произнес детектив бесстрастным голосом. — Например, я полагаю, что вы хорошо знали Хирама Годфри?

— Вполне достаточно для моих целей.

— Хорошенько обдумайте ваш ответ, — предупредил адвоката Шейн. — Составьте для себя мысленный портрет Годфри и затем попытайтесь припомнить убитого человека. Забудьте на время о крашеных волосах, костюме Бреуера и нанесенных увечьях. Ответьте мне, мог ли этот труп принадлежать Годфри, а не Бреуеру?

— Нет, — решительно ответил Гибсон. — Ничего общего! Бреуер был спокойным, весьма работоспособным и, я бы даже сказал, весьма дотошным джентльменом. — Адвокат замолчал, задумчиво нахмурил лоб и затем продолжал. — Что касается Годфри, то я бы охарактеризовал его как человека, интересующегося только личным благополучием, как взрослого ребенка, находящего удовольствие в детских играх и грубых развлечениях. Он много выпивал и вращался преимущественно в спортивных кругах Майами. Одним словом, партнеры были полной противоположностью друг другу.

— Но ни одна из указанных вами черт не имеет отношения к физическому облику человека, — заметил Шейн. — Сам Бреуер начал свое описание Годфри с того, что предупредил, что они были примерно одинакового строения и веса.

— Ваше замечание просто нелепо, — заявил Гибсон, сопровождая свои слова высокомерной улыбкой. — Даже если оставить в стороне абсолютную нелепость вашего предположения, не забудьте, что ваши люди следовали за Годфри вплоть до трапа самолета, на котором он вылетел в Нью-Йорк.

— Я ничего не забываю, — хладнокровно возразил детектив.

— Следовательно, вы тоже начинаете сомневаться в истории Блэка и готовы согласиться со мной, что весь этот план был составлен исключительно для того, чтобы снабдить Годфри необходимым алиби? Вы признаете, что находились в заговоре против моего клиента, о чем я говорил шефу Джентри?

— Пока я не готов признаться ни в чем, — сухо информировал его Шейн и, в свою очередь, задал новый вопрос. — Как долго вы знали Бреуера?

— Около шести лет. Он был среди моих первых клиентов, когда я открыл эту контору.

— А что вы знаете о его прошлом до того, как он встретился с вами и вступил в деловое партнерство с Годфри?

Гибсон секунду колебался. Выражение его лица изменилось.

— Должен признаться, что практически ничего. Нас можно было назвать добрыми приятелями, но между нами никогда не было близких отношений. Насколько я знаю, он уроженец Нью-Йорка, наследовал небольшой капитал от одного из своих родственников… — он оборвал себя на половине фразы и нетерпеливо спросил: — Но я по-прежнему не понимаю, какое отношение имеет прошлое Бреуера к его смерти.

— Я тоже не знаю, — чистосердечно признался детектив. — Но я знал немало людей, которые избегали фотографироваться только потому, что в их прошлом было нечто такое, что они не торопились обнародовать. В этом случае страх перед репортерами представляется вполне оправданным, не так ли? Мне пришло в голову, что необычная фотофобия Бреуера могла быть связана…

— Вздор! — решительно оборвал его адвокат. — Кто угодно, только не Мильтон Бреуер. Мне нечасто приходилось встречать столь добропорядочного джентльмена, придерживающегося строгой этики в своих деловых предприятиях.

Шейн закурил сигарету и сделал несколько глубоких затяжек.

— Вам до сих пор не пришло на ум правдоподобного объяснения того факта, что он так и не появился в вашем офисе после разговора со мной? — резко спросил он.

— Пока нет. Но мне показалось плодотворной ваша идея о том, что человек, за которым следил Блэк, не имел никакого отношения к Годфри. Разрешите мне подумать пару минут, — Гибсон поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза. — Давайте примем для начала, что то, что вы рассказали нам о разговоре с Бреуером, состоявшимся вчера в 17.35 пополудни, соответствует действительности, — начал он резким профессиональным тоном. — Сделаем еще одно допущение, что Годфри каким-то образом стало известно о намерениях своего партнера. Что же, все сходится! — Гибсон резко выпрямился в своем кресле и стукнул ладонью по столу. — Годфри посылает на завод своего человека, имеющего с ним внешнее сходство, одетого в его костюм и направляет детективов по ложному следу. Сам же ожидает появления Бреуера у входа в ваше агентство. Вместо нескольких жалких минут перед ним целая ночь, чтобы совершить задуманное убийство. Боже мой, Шейн. Неужели вам до сих пор неясно двуличие этого человека?