Когда сорваны маски - [79]

До этого на вертолете она летала только один раз, в Аспене, в Колорадо, где они в горах ходили на лыжах. Карл был тогда совсем маленький, и путешествие по воздуху так ему понравилось, что он ныл потом целую неделю. Сама же она сильно перепугалась. На высоте ей казалось, что машина вот-вот развалится на части. Монотонный грохот мотора и шум пропеллера долго потом стояли в ушах.

Но с тех пор прошло много лет. Вероятно, вертолеты за это время изменились, потому что полет над Зундом оказался не только коротким, но и комфортным. Агнета смотрела вниз и пыталась угадать, где они находятся. Она никогда не была сильна в географии, но разглядела паромы между Хельсингборгом и Хельсингёром и остров Вен. А потом вдруг поняла, хотя и не вполне была в этом уверена, что город, который начинался на западе и спускался к югу, был Мальмё.

* * *

– Что ж, можно считать, встреча прошла успешно, – сделала вывод Эва Монссон, когда Линн Сандберг скрылась в фойе.

– Возможно, – согласился я.

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Мне кажется, я знаю, кто так изуродовал Кочку.

– Ну… и?

– Поговорим об этом позже.

– У тебя от меня тайны?

– Просто пока нет стопроцентной уверенности.

Эва покачала головой, а потом повернулась и остановила взгляд на бочках с кранами позади барной стойки.

– Хочу бо-ольшое темное пиво, – вдруг сказала она. – Хотя это терпит до Сольвикена или как?

Некоторое время мы еще обсуждали планы совместных действий. Одно из виднейших семейств Швеции подозревалось в симпатиях к нацизму, торговле наркотиками, связях с преступными байкерскими группировками и убийстве. Как выражаются журналисты, мы сидели на сенсационном материале. Казалось, после публикации статьи Ларса Берглунда мир изменится и придет в порядок. Истинная картина событий будет восстановлена, и нам останется только молча наблюдать, как сами собой встают на место перепутанные кусочки пазла.

Полет моей мысли прервал сигнал мобильника.

Некто прислал мне фотографию.

На ней была женщина на стуле с запрокинутой назад головой. Одна мужская рука держала ее за шею, в то время как вторая подносила к открытому горлу нож.

Рот женщины был залеплен скотчем.

Следующее сообщение оказалось комментарием к снимку: «Мама ищет свою дочь».

Похоже, с пивом Эве Монссон придется подождать.

VIII

Воскресенье

После бессонной ночи мы сидели на кухне Арне в Андерслёве. Мы – это я, Эва Монссон, Арне и Эмма. Арне – в своем дурацком халате. Эмма спала у меня на коленях. В полудреме я едва различал доносившиеся из компьютера Арне звуки старого шлягера. Вне сомнения, у него был самый длинный в мире плей-лист.

Мысли путались. Каждый из нас выпил не меньше литра кофе, тем не менее мозги опухли, а в ушах словно били колокола.

Арне скрестил на груди руки. Он смотрелся бы решительно, пожалуй, даже грозно, если бы сменил этот пестрый балахон на более подходящую мужчине одежду.

Эмма глубоко и ровно дышала во сне, прислонившись к моей груди. Эва дремала за столом, уронив голову на руки.

Фотографию с женщиной на стуле я показал ей еще в баре в Хельсингборге.

– И это мама Эммы?

– Не знаю, я никогда с ней не встречался. Только видел ее старую фотографию в газете. Но тут ведь совсем не видно лица, эта женщина может быть кем угодно.

Как я ни всматривался в снимок, пытаясь разглядеть на женщине украшения или что-нибудь из того, что называется особыми приметами, не видел ничего, кроме обнаженного горла с прижатым к нему сверкающим лезвием.

Державшие нож руки, вне всякого сомнения, принадлежали мужчине. Он стоял за женщиной, в кадр попал только рукав его куртки. Позади была обшарпанная серая стена, вероятно подвальная.

Номер, с которого послали сообщение, не распознавался. Очевидно, отправитель использовал мобильный с предоплаченной карточкой.

– Откуда у них твой телефон? – спросила Эва.

– Он не засекречен, при желании его можно найти в Сети.

– А откуда они знают, что ты прячешь Эмму или как-то с ней контактируешь?

– Они этого не знают.

– Ты уверен?

Я задумался:

– У них нет никаких оснований подозревать меня. При этом, разумеется, они могут думать что угодно. Но у них нет никаких доказательств, что той ночью Эмма прибежала именно ко мне.

– И чего они хотят от тебя?

– Понятия не имею. Вероятно, надеются спровоцировать какую-нибудь реакцию. Они в отчаянии.

– Наконец главный вопрос: кто они?

Я пожал плечами:

– Могу только догадываться.

На самом деле с этим как раз все было ясно. Ситуация накалилась до предела, империя Бьёркенстамов летела в тартарары. Я почти не сомневался, откуда исходит угроза. Равно как и в том, кто был тот мужчина, что держал нож у обнаженного горла женщины. Я пожимал руку Лади, широкоплечего русского охранника и бывшего боксера, и слишком хорошо помнил эти громадные ладони с припухшими узловатыми пальцами.

– И потом, мне кажется, я узнал его. – Я кивнул на фотографию. Эва удивленно вскинула брови и приготовилась слушать. – Его называют Лади, сокращенное от имени Владимир. Он русский, хотя, похоже, много лет живет в Швеции. Телохранитель Якоба Бьёркенстама. Подозреваю, что именно он расправился с отцом Эммы прошлым летом. Сам Бьёркенстам слишком труслив, чтобы застрелить человека, но мог поручить Лади сделать это.