Когда сорваны маски - [5]

Последний раз я плакал прошлым летом, когда однажды ночью долго не мог заснуть в ожидании звонка от женщины по имени Бодиль. Я плакал, потому что она не звонила, потому что я был влюблен и одинок и мне страшно ее не хватало.

Но сейчас я сдерживал рыдания, потому что боялся разбудить девочку. Так мне казалось, по крайней мере.

Я не уверен, что ее разбудили мои всхлипывания, но она вдруг пискнула, отпустила мою руку и отодвинулась от меня к стенке.

Потом оглядела комнату, стараясь не встречаться со мной глазами.

– Эй, ты… – окликнул я ее таким задорным тоном, что не узнал собственного голоса. – Все трясешься? Трус не играет в хоккей.

Сам не знаю, с чего мне вдруг пришло в голову это выражение. Хоккеем я перестал интересоваться после распада Советского Союза. Кроме того, голос, которым я произнес эту фразу, напомнил мне самому медведя Балу из «Книги джунглей».

– Тебе нечего бояться, – пояснил я. – Здесь никого нет, кроме меня.

Теперь я говорил как обычно, тем не менее она не ответила.

Я попытался подняться, и суставы мои затрещали. Вероятно, все же не стоило так легкомысленно выбрасывать рекламную брошюру Шведской ассоциации по борьбе с ревматизмом.

– Ну вот, – сказал я. – Сейчас я выйду на кухню и опущу жалюзи. А потом приготовлю кофе. Ты ведь пила кофе прошлым летом, насколько я помню? Это Арне догадался тогда угостить тебя. Помнишь Арне Йонссона, моего приятеля из Андерслёва?

Вспомнила она Арне или нет, мне оставалось только догадываться. Девочка молчала.

Я едва различал ее лицо под кроватью.

Опуская жалюзи, я окончательно убедился, что на улице дождь, однако без ветра. Тяжелые капли падали строго вертикально. Ни в гавани, ни возле дома, ни у ресторана не было ни души. На часах только четверть шестого, но как раз в это время одна дама из местных имела обыкновение выгуливать собаку.

Я поставил кофе, включил компьютер, надел носки, рубашку, потом отфильтровал кофе по чашкам и объявил, что все готово.

Я просматривал сайты газет, но там о пропавшей девочке ничего не было. Хотя, наверное, и не могло быть. Если она пропала в ночь на понедельник, объявления в СМИ появятся не раньше чем через сутки.

Когда я оторвал глаза от монитора, она стояла в дверях. Я встал, она отступила в спальню.

– Я всего лишь хотел налить тебе кофе, – сказал я.

Она снова сделала шаг вперед.

– Если пройдешь на кухню, найдешь туалет, – как бы между прочим заметил я.

Она не ответила, только посмотрела в сторону, куда я показывал.

– В шкафчике под раковиной есть новые зубные щетки, там же в стаканчике тюбик с пастой.

Сделать несколько шагов в сторону туалета от дверного проема, разделяющего спальню и кухню, оказалось для нее так же сложно, как прыгнуть в воду с двенадцатиметровой вышки. Несколько минут девочка стояла, глядя попеременно то на пол, то на меня, то на дверь туалета, а потом глубоко вдохнула и решительно пересекла кухню. Я поставил кофе на стол, но и на обратном пути из туалета она не прикоснулась к чашке и снова остановилась в дверном проеме между кухней и спальней.

– Ты не хочешь кофе? – удивился я.

Она сделала два шага вперед, схватила чашку и вернулась на место.

– Иди и садись сюда, – ласково велел я. – Тебе нечего бояться.

Девочка послушалась. Осторожно села за стол и опустила глаза.

Она обхватила чашку обеими ладонями, словно хотела согреться.

– Ты ведь держала меня за руку ночью, так?

Она быстро подняла глаза, и я прочитал в них, что она ничего такого не помнит.

Я положил на стол правую руку:

– Она порядком поистрепалась, видишь? Указательный палец совсем скрюченный. И вообще, знаешь, кто перед тобой? Капитан Крюк собственной персоной!

Я пошевелил указательным пальцем. На ее лице мелькнуло подобие улыбки.

– Значит, так, – объявил я. – Я понятия не имею, кто ты и почему те двое господ разыскивали тебя в сконской ночи. И меня это совершенно не интересует, ясно? Кроме того, я не собираюсь никому выбалтывать, что ты здесь. Ты умеешь говорить, я знаю, я слышал это собственными ушами, но принуждать тебя к этому я не собираюсь. Если кто про тебя спросит – я слеп, нем и глух. И все-таки нам с тобой надо как-то выкручиваться, согласна? Давай оставим пока все как есть и посмотрим, что будет дальше. Договорились?

Прошла целая вечность, прежде чем она кивнула.

– И не забывай: что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне.

Я протянул ей руку.

Она не дернулась, не убежала. Одно это можно было считать большим достижением.

– Давай пальчик, – велел я.

Она не двинулась с места.

Тогда я осторожно подцепил ее мизинец своим и легонько тряхнул им в воздухе:

– Ты и я. Теперь мы вместе.

Сам не понимаю, как мне пришло это в голову. Возможно, потому, что я просто не контролировал свои мысли и не представлял себе, что должен делать после этого ритуала.

– Нам нельзя здесь оставаться, – продолжал я. – Я видел тех двоих мужчин ночью, они не похожи на двух разбойников из города Кардамона.

Зачем я говорил ей все это?

– Ты ведь видела спектакль «Люди и разбойники города Кардамона»?[3] Я-то был в театре всего один раз, еще со школой.

Похоже, она меня не понимала.

Или теперь не принято водить школьников в театр?