Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей - [69]
А вот еще один из наших застольных разговоров на борту «Лафайета»: трудно вообразить себе столь несовместимых людей, ставших столь искренними друзьями. Искусный хирург, четкий и дерзкий (похоже, невероятно дерзкий), преисполненный сильной и суровой морали – канадец. Второй – француз, верующий католик, крупный промышленник, проявляющий себя типичным буржуа во всех своих реакциях, однако я заметил, что ему доступны любые фантазии, имеющие основой здравый смысл, а целью – альтруизм. Третий – архитектор и градостроитель, которого порой решительно уничтожают или внезапно восторгаются, восклицая: да вы поэт!
Мы разговариваем об СССР. Ничто в моих собеседниках не свидетельствует об их интересе к советским экспериментам. Оставаясь каждый при своем мнении, мы соглашаемся в том, что ничто не будет «новым», несмотря на чудесные плоды современных технологий. Что всё есть только неминуемые последствия. Но – и здесь наше соображение обретает смысл: первый шокирован СССР, второй совершенно не чувствует его привлекательности, третий, побывав там много раз, рассказывает о своих ощущениях.
Заключение рождается стихийное и единодушное, и является всеобъемлющим, полезным и единственно верным: теперь это общество СССР определяется знаком «плюс», а не знаком «минус».
Нашим подавленным и загнивающим под воздействием денег обществам необходимо вписать в самую глубину каждого сердца знак «плюс». Этого достаточно, это все. Это надежда. Надежды достаточно, чтобы дни стали лучезарными. Вот завоевание, которое нам предстоит совершить.
Обед на Сентерстрит в головном офисе полиции Нью-Йорка с супрефектом мистером Гарольдом Фаулером.
– Выходит, господин супрефект, именно на ваших плечах лежит в Нью-Йорке самый тяжкий груз: поддержание порядка в городе, неразрешимый конфликт уличного движения, гигиена.
– Господин префект руководит приемами в Ратуше, а в наших кабинетах проходит парад разношерстных городских несчастий.
– Полтора миллиона автомобилей ежедневно выходят на городские улицы, проложенные для верховой езды. Будьте любезны, передайте мне меню. Я бы хотел на спинке обложки нарисовать вам единственное возможное решение организации автомобильного движения в современных городах:
Если вы будете продолжать строить доходные дома с единственной центральной лестницей, обслуживающей две (или даже четыре) квартиры, то сможете расселить в них лишь очень незначительное количество жильцов.
В домах слишком много дверей; а поскольку автомобиль предназначен для того, чтобы подвозить к дверям дома, трасса будет проложена от двери к двери, в непосредственной близости, прямо возле домов. Дома окажутся на трассе, ограниченной с обеих сторон тротуарами. И пешеход будет привязан к автомобилисту: и тому и другому придется двигаться в одном русле: будь то четыре километра в час или сто, вперемежку. Буйное помешательство нашего времени.
Следует разделить участь пешехода и автомобилиста. Вот в чем проблема.
Поэтому нам надо строить дома на две с половиной – три тысячи жителей. С функционирующими днем и ночью лифтами и «внутренними улицами». Подобный конгломерат представляет «жилую единицу». Для нее отныне можно организовывать «общественные службы», являющиеся ключом нового домашнего хозяйства.
Если через одну дверь входят три тысячи жителей, вторая будет очень далеко. И так далее. Вот и решение! Перед дверью дома располагается паркинг для подъезда, отъезда и стоянки автомобилей. От ближайшей автострады к паркингу ведет подъездная дорога. Паркинги и автострады расположены на высоте пяти метров над уровнем земли. Само здание тоже приподнято на свайных основаниях на пять метров над землей. Отныне ничего больше не занимает поверхность земли; так что вся она на сто процентов отдана в распоряжение пешеходов, автомобили подняты в воздух; произведено разделение пешехода и автомобиля. Пешеход совершенно спокойно делает свои четыре километра в час, автомобиль свободно развивает скорость сто или сто пятьдесят километров в час…
Остается использовать один принцип: необходимость достигнуть достаточной плотности городских поселений.
На естественный феномен скученности, по определению предполагаемой городом, мы отвечаем крайне низкой плотностью поселений или городков: сто пятьдесят, триста, пятьсот жителей на гектар – и это безумие и «великое расточительство».
Я допустил суперплотность – тысячу человек на гектар. Двенадцать процентов поверхности земли застроено, восемьдесят восемь остаются свободными для парков, где расположатся спортивные сооружения – вот и решение проблемы необходимого досуга…
И возникает город, преобразованный в своем нормальном и гармоничном ячеистом состоянии, город для людей. Ужасный город пропал…
– Но выходит, надо разрушать города?..
– Милый мой, сейчас я изображу вам две метаморфозы, уже произошедшие с Нью-Йорком, и третью, которую еще предстоит совершить для спасения города.
До 1900 года город, каким он был всегда и везде, до механических скоростей. До 1935 года возникновение современных обстоятельств: покорение высоты. Небоскребы слишком маленькие, а домики остались у подножия небоскребов. Влияние современности на сердечный ритм домашинной эры. Такова сегодняшняя агония.
