Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей - [48]

Именно он вместе со своей матерью миссис Рокфеллер, женой Рокфеллера-младшего, основали, кроме всего прочего, нью-йоркский Музей современного искусства и руководят его жизнью.

Не знаю, из чего состоит коллекция основателя, дедушки; возможно, там окопалось несколько рембрандтов, не берусь сказать, подлинных или нет. Но Музей современного искусства весь целиком направлен к лучшим намерениям: позволить американцам проникнуться духом самых чистых изысканий в области современного искусства. Прибыв в Нью-Йорк, я обнаружил Фернана Леже посреди его собственной экспозиции, лучшей из всех, что ему делали, включая выставку в художественном музее «Кунстхаус», в Цюрихе. Великолепно представленная экспозиция, без прикрас и излишеств, с впечатляющей скромностью. Выставку Леже сменила моя, архитектурная. Сразу после нее был Ван Гог. Постоянная публика следит за этими событиями. Оптимистично настроенный француз говорил мне на обратном пути, на борту судна «Лафайет» [83]: «На вашей выставке побывал миллион посетителей». – «Умерьте свой пыл, – отвечал я ему. Выставка Ван Гога имела беспрецедентный успех, но и она за две недели собрала всего пятнадцать тысяч посетителей [84]. И это грандиозно! Если бы на мою пришло три тысячи, я был бы польщен. В Париже, милостивый государь, у Ван Гога было бы две тысячи зрителей, а у меня… возможно, тридцать три человека!»

Сейчас, когда я пишу эти строки, МоМА открыл большую выставку «Кубизм и Абстрактное искусство». Великолепный каталог, составленный директором музея, мистером Барром [85], представляет собой подборку up to date [86] материалов по изобразительному искусству авангарда за последние сорок лет. Подобный материал уже сам по себе является историей искусства этого великого революционного и созидательного периода – не по изложенным в нем фактам, но по их воздействию на потребителя.

Итак, это первоклассные выставки. Кто их посещает? Мужчины и женщины всех профессий, американская элита, о существовании которой догадываешься по определенной атмосфере в небоскребах, по выходным, в особняках в колониальном стиле, в той части Fifth Avenue, которую принято называть Музейной милей или Милей миллионеров, иногда в женских нарядах. Америку переполняет неистовая жажда познания.

Я заметил, что в Нью-Йорке, этой неустойчивой феерической катастрофе, показы французского искусства отличаются сияющей чистотой: потрясающе благородная выставка искусства Бенина из собрания Луи Карре у арт-дилера Роланда Кнёдлера – официальное представление искусства, которое выходит за пределы мелких вещей. Выставка Леже в МоМА; великолепная подборка Кирико (у Пьера Матисса [87]); очень значительная и полная ретроспектива Жака Липшица у Браммера. Все эти произведения и их презентация – яркие, незабываемые явления, вызывающие острый, внимательный интерес американского общества.

И если французы, художники или организаторы, так старательно размещают здесь, на Манхэттене, прозрачные кристаллы современной мысли, это объясняется тем, что они угадывают в американской толпе скрытое стремление к ней. И подлинную любовь. Эпоха поддельных рембрандтов прошла.

Пока я записывал свои американские впечатления, на парламентских выборах во Франции победил Народный фронт [88]. Власть перейдет к левым. Станет ли левая политика выразительницей левой мысли? Похоже, на этот раз, да. Однако не обошлось и без путаницы и двусмысленностей! В последнее время «Дом культуры», которым руководят Арагон и Мальро, затеял серию дебатов о современной мысли: литература, изобразительное искусство, архитектура. Там можно услышать и хвалу, и хулу. Торопливые умы поспешно сформулировали задачи, например такую: «чтобы показываемая выставка художников, принадлежащих к коммунистическим или левым ячейкам, выражала впечатляющее единство». Не следует таким образом смешивать жанры в тот самый момент, когда Москва являет нам зрелище очень серьезного эстетического смятения. После десятилетнего поиска стиля, который стал бы созвучным революционной мысли, – конструктивизма, отцом которого является Александр Веснин, там резко изменили взгляды относительно планов на Дворец Советов. Что поставило в тупик лучшие умы. Этому дворцу предстоит увенчать Пятилетний план, гигантское начинание по рациональному материально-техническому оснащению страны. Программа строительства дворца была разумной, достойной в своем назначении. Подготовили проекты; их около двухсот; следовало принять решение; комиссия склонялась к предложению в духе программы, в духе Пятилетнего плана. И вдруг – ба-бах! Взгляды резко изменились. Дворец Советов будет построен в стиле итальянского Возрождения. Кому удался этот трюк? Академики, которых в течение десяти лет оттесняли пылкие молодые строители СССР, дождались своего часа, нашли лазейку. Я со многими из них встречался в Москве; знаю их как облупленных! Что же это была за невидимая лазейка? Сбой – в основном технологический, но также и эстетический, – в серьезной работе, выполненной молодыми людьми, лишенными основательного опыта. Главное – свалить вину на другого! И было сказано: современная архитектура не способна превзойти утилитарность; она не может выразить высокие устремления масс. Так кто же тогда может их выразить? Держитесь хорошенько!