Когда сливаются реки - [113]

Когда обед кончился, Каспар подумал, что, хотя день сегодня и особенный, однако надо бы пойти по хозяйству — в последнее время из-за поездок к Восилене он и так уже упустил многое. Угловатый, немного застенчивый, не слишком разговорчивый, Каспар был таким человеком, который, заботясь о порядке в своем доме, никогда не забывал о большом деле.

— Надо бы мне в поле проехать, — осторожно сказал он, еще не зная, как к этому отнесется Восилене.

— Надо так надо. И спрашивать незачем! — словно это было уже не в первый раз, ответила с улыбкой она.

Визме, которая уже понимала многое в людях, очень понравилась эта улыбка и спокойствие мачехи. И поэтому, когда отец, надвинув кепку, скрылся за дверью, а ребятишки убежали на улицу, она сказала:

— Мама, я приберу со стола...

Никогда в жизни не слышала еще Восилене этого слова, обращенного к ней. Она разволновалась до слез и покраснела.

— Нет, Визмочка, мы это вместе сделаем, — сказала она.

Восилене мыла посуду, Визма перетирала миски и ложки. Когда с этим было покончено, Восилене, оглядев хату, прикинула, что еще надо сделать в первую очередь. Она заметила паутину в углу, неприбранные кровати и то, что половики давно не выбивались. Однако, когда взгляд ее случайно упал на улицу, она позабыла обо всем и позвала:

— Томасик, иди сюда...

Мальчик боязливо, не без поощрения Визмы, подошел к Восилене. Она, как мать, погладила его по головке.

— Давай снимем курточку и зашьем... Видишь, какая тут дырка, волк залезет...

Томас сидел рядом и смотрел, как положила она заплатку и как быстро бегают ее пальцы с иголкой. Дети хорошо чувствуют доброе сердце, и мальчик уже с полным доверием смотрел на Восилене. А она и сама дивилась тому, что все оказалось так просто, без мучительной неловкости и того нервного напряжения, которое иногда может остаться незаметным для других, но совершенно изматывает человека. В каждой женщине живет мать, и по жалости к Томасу, по тому, как вдруг захотелось ей приласкать этого беспомощного мальчика, Восилене поняла, что жизнь ее обогатилась сегодня новым чувством, стала сложнее, но в то же время и полнее...

Покончив с курточкой, они вместе с Визмой убрали постели, паутину, вытерли лавки, а потом стали перебирать одежду. Увидев рубашку Каспара без пуговиц, Восилене тут же принялась за дело.

— В самый раз рубашка на каждый день, — решила она.

— Отец ее носил, только мне все некогда было пуговицы пришить, — покаялась Визма.

Так с первого дня в совместных хлопотах началась дружба между Восилене и старшей дочерью Каспара.

Они вышли во двор. Высокие деревья заслоняли, отгораживали его от соседних хат, и Восилене была довольна этим. Она знала, что, особенно в первые дни, ей не избежать пытливых взглядов соседок, а она не хотела этого не потому, что боялась, а потому, что в этот новый мир, куда она вошла, ей не хотелось пока что пускать кого бы то ни было чужого.

— Вам не будет у нас тяжело, — сказала вдруг Визма. — Я во всем буду помогать.

— Спасибо, Визмочка, за доброе слово, но тебе надо учиться.

— Я и учиться буду... Правда, немного отстала, но...

— Теперь ты догонишь, я все сделаю, чтобы ты догнала, девочка, — привлекла Восилене Визму к себе.

Визма, которая после смерти матери не слыхала ни разу такого ласкового слова, почувствовала, как защекотало у нее в горле, и готова была всплакнуть.

Но Восилене отвлекла ее:

— Ты только посмотри, Визмочка, какие тучи!

На западе сильно потемнело. Туча, словно гигантский орел, распластавший на полнеба черно-сизые крылья, быстро неслась из-за леса. Внезапно налетевший ветер поднял на дороге столбы пыли, закрутил их спиралью, понес вдоль изгородей мусор и сухие листья. Молнии пронизывали тучу, как извилистые трещины лед, и тогда она становилась темно-бурой. Ветер усиливался, зашумели деревья, припали к земле кусты, тревожно зашуршала и зашелестела трава. Сначала была духота, но вскоре повеяло холодком. Менялся и вид тучи. Теперь, поднявшись в полнеба, она походила не на орла, а на густые клубы дыма, которые вырывались откуда-то из-под земли, поднимались вверх, взлетали одна на другую и заслоняли солнце. Тучи шли двумя этажами, нижние быстрее, и поэтому казалось, что они бегут в противоположные стороны. Внезапно ослепительная молния располосовала небо, а вслед за ней раздался такой удар грома, что зазвенели стекла в окнах. Дети, уже и до того насторожившиеся, метнулись в сени.

— Пойдем, Визмочка, — обняла девушку за плечи Восилене. — Сейчас дождь будет...

В потемневшей хате все сгрудились на лавке около Восилене, слушая, как шумит и бьется за окном гроза. Вихрь не стихал, только он теперь шумел не листьями, а крутил струи воды, хлестал ими по окнам и стенам, казалось, где-то на небе прорвало перемычку, и на Эглайне хлынул не дождь, а поток. Иногда хата озарялась вспышками молнии, и тогда дети, ожидая неизбежного удара грома, жались к Восилене.

— Где это наш батька? — озабоченно сказала Восилене, и по ее тону дети почувствовали, что эта тетя больше не чужая им, потому что живет с ними одинаковыми думами и чувствами.

На мгновение показалось, что кто-то занавесил окна кисеей, потом в окна застучало. Белый, крупный град бил в окна, в стены, подпрыгивал на дороге. Трава быстро посерела, потом побелела.