Когда сгущается тьма - [19]

— Несомненно.

— Почему бы вам в таком случае не поставить свою подпись на ордере, запрещающем вашему подзащитному приближаться к моей дочери ближе чем на пятьсот ярдов?

В трубке установилось молчание. Мэру показалось, что Свайтек в глубине души с ним согласен. Чувствительный адвокат — неужели такое возможно? Да никогда в жизни. Просто ему, мэру, удалось воздействовать на него своим даром убеждения. «А я еще ничего», — подумал он.

— Извините, но я не могу этого сделать.

Эти слова несколько поубавили самомнение мэра.

— Почему же?

— Потому что это противоречит интересам моего клиента.

— Хотите что-нибудь взамен? Так сказать, «кви про кво»?[2] Так, что ли?

— Мистер мэр! Боюсь, мне становится трудно поддерживать с вами беседу, особенно в таком тоне.

— Я говорю серьезно, а не иронизирую. Если вам что-нибудь нужно — скажите.

И снова мэр почувствовал, что Свайтек борется с собой.

— Прошу вас, не поймите меня неправильно, мистер мэр, — наконец заговорил адвокат. — Конечно, я не в состоянии в полной мере представить себе, что происходит в душе отца, когда речь заходит о безопасности его ребенка, даже если этот ребенок вполне взрослый и дееспособный человек. Несомненно, вы очень переживаете за нее. Но нам все же следует избегать разговоров такого рода. Поскольку у широкой публики может возникнуть впечатление, будто делами моего подзащитного движет не закон, а оскорбленные чувства хозяина самого высокого офиса в этом городе.

Мэр закусил губу. Хорошо, что Свайтек сейчас далеко от него. Иначе он мог бы его ударить.

— Благодарю за такой ответ, — сказал мэр. — Ничего другого и нельзя было ожидать от человека, подвизающегося в сфере отмывания денег.

— Извините, вы это о чем? — удивился Джек.

— О том, что вы внесли залог в десять тысяч долларов за своего клиента незаконным способом. Всем известно, что вы контрабандой вывезли эти деньги с Багамских островов.

— Я ничего не вывозил контрабандой, — возразил Джек. — И это ни для кого не секрет, потому что я действовал открыто и через адвокатскую палату. Мой клиент хранит свои средства в банке на Багамских островах. И я как его адвокат с соблюдением всех формальностей составил от его имени требование на снятие со счета в кредитной компании Багамских островов десять тысяч долларов для внесения залога. Означенную сумму перевели сюда по телеграфу, при этом были заполнены все финансовые документы, необходимые для такого рода трансакции, и уведомлены соответствующие федеральные власти. Конец истории.

— Нет, не конец. Благодаря вам эта история получит дальнейшее развитие, и кончится тем, что этот помешанный сукин сын снова начнет охотиться за моей дочерью. Посмотрим, не поубавится ли у вас тогда спеси. — Не попрощавшись со Свайтеком, он швырнул трубку на рычаги, не считая нужным скрывать овладевшей им ярости в присутствии своего телохранителя. И ни белые паруса за окном, ни изумрудная поверхность залива не могли его успокоить.

— Может, мне поговорить со Свайтеком? — подал голос Фелипе.

— Не будь идиотом, — отмахнулся мэр, продолжая смотреть в окно.

— Тогда, быть может, нанести небольшой визит Фэлкону?

Мэр, обдумывая это предложение, повернулся к Фелипе и даже позволил себе улыбнуться. Фелипе в ответ расплылся. Их улыбки становились все шире, и через несколько секунд мэр поймал себя на том, что едва удерживается от смеха. Фелипе тоже разбирало веселье, хотя он и не мог бы сказать, по какой причине.

— С чего это вы так развеселились, босс?

— Мне стало смешно при мысли, каким идиотом ты иногда бываешь.

Улыбка на губах у Фелипе мигом увяла.

— Что вы имеете в виду?

Лицо мэра приняло серьезное, почти зловещее выражение.

— Позволь мне в лучших традициях американского политического закулисья задать тебе два вопроса. Первый — разве не очевидно, что нужно делать? И второй: разве можно спрашивать о таких вещах у мэра?

Глава 10

Джек немного гордился тем, что брался за любую работу, но по домам все-таки не ходил. Такое у него было правило, которое, как и всякое другое, имело исключения. Он посещал-таки клиентов, сидевших в тюрьме и не имевших машины или, как в данном случае, живших в машине.

— Ты уверен, что сможешь найти это место? — спросил Тео.

Джек шел впереди него по набережной Майами-ривер. Двумя сотнями ярдов выше того места, где они находились, громыхал по рельсам трамвай. По реке в сторону залива медленно шел буксир, огибая стоявшую на приколе заржавленную, наполовину затонувшую баржу.

— Уверен ли я? — переспросил Джек. — Нет, я ни в чем не уверен. Как можно быть в чем-то уверенным, если тебе объяснял дорогу сумасшедший бомж-приставала, параноик, грозивший прыгнуть с моста, если дочка мэра откажется с ним разговаривать?

Тео с минуту молчал, обдумывая его слова.

— Ты говоришь на глобалиш?

— На чем, на чем?

— На глобалиш — международном языке всех бомжей. Вроде эсперанто.

— А это что еще за чертовщина?

— Ты что — никогда не слышал об эсперанто? Его изобрел какой-то поляк. Чем-то похож на испанский или итальянский. Создавался как второй язык для всех мало-мальски грамотных людей в качестве международного средства общения. На мой взгляд, у бездомных всего мира тоже есть такой язык, который я называю «глобалиш» — от слова «глобус». Это своего рода английский с добавлением интернациональных терминов и выражений типа «фак», «кайф» и других, понятных всем бомжам и бродягам в разных уголках мира, по крайней мере в контексте. Возможно, он объяснял тебе дорогу на этом самом языке.