Когда сбывается несбывшееся… - [38]

— И это ты называешь, пронюхала? — изумилась мать. — Слишком поздно. Ох, и плохи же твои дела, дочка. Твой поезд ушел. А мужик — он всегда мужик. Ему что…Он начинает жизнь заново. А заново начинают жить с молодыми женами, можешь в этом не сомневаться.

— Ну, это мы еще поглядим, — ответила дочь и зло добавила, — троих беременных никакой мужик не сдюжит, а тем более — такой тюфяк, как мой муж.

— Троих? — усмехнулась мать. — А ты не оговорилась, дочка? Причем тут ты? Неужели ты хочешь, признаться Виктору, что забеременела от любовника? И зачем? Ты хочешь, чтобы он тебя еще и высмеял? — удивилась Ирина Михайловна. — По-моему, единственное, о чем его можно попросить сейчас, так это, чтобы он повременил с разводом, пока квартиру не дадут. Ну, можно также намекнуть еще, что развод плохо отразится на его дальнейшей карьере…

— Нет, это уже не поможет, раз он принял такое решение, — сказала Мила, — и чихать мне теперь на его карьеру и квартиру. Подожди, я сейчас…

Мила покинула балкон и вскоре вернулась с бутылкой коньяка и двумя маленькими серебряными рюмками.

Она налила коньяк себе и матери и с жадностью заглотнула порцию жидкости, которая стимулировала работу ее мозга.

— Ну, ты уж меня совсем за идиотку держишь, — сказала она, наливая и повторно опрокидывая рюмку. — У меня есть план… Мне ведь все равно надо срочно познакомиться с парнем Вики. Да и не только мне. Виктору тоже. Если мы вообще Вику замуж спихнем…

— А если не получится? Если парень не захочет? — возразила Ирина Михайловна.

— Надо бы, чтобы захотел, — ответила дочь, уже с явным раздражением в голосе, — как ты не понимаешь? Мне надо, чтобы Виктор пришел в эту квартиру хотя бы еще раз. Под любым предлогом. А предлог у нас есть — Викины дела. А уж как получится у нее: замуж — незамуж… Пусть тоже поучаствует в разговоре, поволнуется, раскошелится, если свадьба, тем более…

— Ну, допустим, придет поговорить… А дальше что? Ты хочешь что ли, чтобы он на ночь здесь с тобой остался? — спросила мать. — Так насильно мил не будешь.

— Вот именно, насильно, — усмехнулась Мила, — да он мне даром на ночь не нужен. И раньше, а сейчас — тем более. Не собираюсь я с ним играть в любовь. Мне просто нужно, чтобы эту ночь он провел в моей квартире. Всего лишь…

— Зачем? — удивилась мать. — Ну, поговорим, посидим, все обсудим. Как ты его удержишь?

— Ну, это уже мои хлопоты, — сухо ответила дочь, раскуривая новую сигарету.

— Нет, я должна знать, — заволновалась Ирина Михайловна, — что ты задумала?

— Ой, да ничего особенного, — сказала Мила, — есть один способ. Но это между нами, по секрету. Не хотела говорить… ну, ты как пристанешь… Просто чайку он попьет вместе со всеми или кофе, или коньячку хлебнет. Любит он, особенно, кофе с коньячком… Главное, «это» вовремя ему подать, под конец всех наших разговоров.

— А это не опасно? — округлила глаза Ирина Михайловна. — Что ты надумала такое?

— Не опасно, не опасно, — усмехнулась Мила. — Он просто захочет спать и заснет…Крепко. А наутро…

— Ты ему скажешь, что беременна? — в свою очередь усмехнулась мать. — Он ведь не дурак. А ты просто ненормальная…

— А мне плевать. Это уже не будет иметь значения. Главное, чтобы он просто переночевал у меня. Вот и все…

— Ну, а дальше, дальше-то что? — не унималась мать.

— А дальше — война, — щуря свои маленькие глазки, зло сказала Мила. — Или ты думаешь, я должна сложить лапки и молча радоваться за этих двоих? Может, счастья им еще пожелать, подержать фату новоиспеченной невесте на свадьбе? Спокойно наблюдать, как он в ближайшее время получит или купит квартиру, пойдет на работу в свой МИД… Знать, что через какое-то время его уж точно пошлют в нормальную капстрану, чего я столько лет ждала и не дождалась?

— Я понимаю твое состояние, — сказала Ирина Михайловна, но пойми, ничего не изменится, даже если он и заночует у тебя.

— Ошибаешься, мамуля. Ох, как ошибаешься. Пусть в эту ночь его подружка поволнуется. Беременным это на пользу… А муженек мой будет расплачиваться долго. Не меньше восемнадцати лет потом… Он, конечно, будет возмущаться, противиться. А потом просто махнет на меня рукой, лишь бы отвязаться. Лишь бы не поднимать шума. Я его знаю. Да и не нужен ему сейчас этот лишний шум… А мне это как раз наруку. А ей — пусть доказывает потом всю жизнь, что платит алименты на ребенка, к которому не имеет никакого отношения. Достаточно посеять сомнение, чтобы испортить людям жизнь. Ну и пусть потом будут счастливы, если смогут, — злорадно ухмыльнулась Мила.

— Я понимаю, что тебе хочется отомстить, — сказала Ирина Михайловна, — но нельзя же заводить ребенка только из мести. К тому же — не известно от кого. К тому же, ты будешь его воспитывать одна и вряд ли дождешься алиментов от Виктора. И скажи: зачем тебе нужен грудной ребенок в твои сорок два года? Ты эгоистка, привыкла жить только для себя. Да и сама, может, скоро бабкой станешь…

— Не называй меня так, — недовольно передернула плечами Мила. Конечно, «уже не лето, но и еще не осень», — ответила она вдруг нараспев словами из слышанной когда-то песни, заглядывая в стекло балконной двери, как в зеркало. — Посмотрим, посмотрим… Я еще повоюю. Даже если я сегодня и потерпела поражение, то почему я должна сдаваться без боя? И кто знает, что будет завтра? А как говорят военные стратеги: проиграть одно сражение — еще не значит проиграть войну…