Когда оживают Страхи - [47]

Вообще-то инструменты предназначались для вскрытия хитрых замков, изучения секретов, механизмов ловушек. Но небольшая импровизация и легкая настройка позволили превратить артефакты взломщика в некое подобие хирургических. И вскоре удалось подобрать фокус, так как я смог увидеть в толще плоти силуэты ребер и легких, медленно пульсирующий сгусток, темный разрыв раны.

Повезло, нож прошел мимо сердца. Но задел легкое, и теперь оно неуклонно наполнялось кровью, отчего дышать горе-мстителю становилось все труднее. Да, крови он потерял слишком много, страдал от боли, удушья и слабости… Плохо. Но могло быть и гораздо хуже.

Второй раз за сутки я пожалел о том, что наплевательски относился к урокам медицины. И мысленно пообещал самому себе: если выберусь из переделки, обязательно наверстаю. Помолился известным и неизвестным богам о том, чтобы помощь сработала, не добила Брана на месте.

Вздохнув, я разбил онемение в теле. Достал из аптечки стеклянный шприц с иглой, подобрал несколько ампул. Сделал Брану пару обезболивающих инъекций, подождал, пока сердечный ритм выровняется. А затем взялся за накопитель и призвал Изнанку, начал вычерчивать над грудью друга детства сложную фигуру.

Из-за татуировок набирать достаточное количество силы не получалось, и большая часть бесполезно развеивалась в пространстве, порождая рябь. Дорожки селенита на коже нагрелись и жгли, доставляли неприятные ощущения, сбивали концентрацию. Но накопитель обладал достаточным объемом, а важность дела не позволяла отступиться и совершить ошибку.

Очнулся я через минуту, мокрый от пота и совершенно обессиленный. Но, осмотрев получившуюся схему сквозь один из окуляров, остался доволен проделанной работой. Активировал печати и позволил им погрузиться в грудь Брана, а затем схватил его за ноги и выдохнул:

– Держи!

Коул понял и навалился на плечи. А раненый, несколько мгновений лежавший неподвижно, резко дернулся, выгнулся, закашлялся и харкнул кровью. Раз, другой… после третьего тело горе-мстителя вновь расслабилось, обессиленно упало на камни.

– Получилось? – спросил делец обеспокоенно.

Я не ответил, вновь всмотревшись через окуляр. И увидел глубоко в груди некое подобие заплаты, грубых стежков. Внутреннее кровотечение не прекратилось, но стало в разы слабее. Сам «пациент» из лихорадочного беспамятства перешел в состояние глубокого сна на грани комы, пульс и дыхание замедлились.

Но он жил, и я надеялся, что сумеет продержаться достаточно долго, прежде чем получит помощь настоящих лекарей.

Стерев пот со лба, я мельком глянул на накопитель и с разочарованием признал, что тот абсолютно пуст. А ведь, если честно, я питал маленькую надежду, что удастся что-то оставить и спрятать. Но на нет, как говорится, и суда нет. Да и косой взгляд через плечо подтвердил опасения: Лиам продолжал наблюдать. Пристально, внимательно. В искусственном глазу горел угрожающий алый огонек, чувствовалось движение той стороны.

Кажется, рыжая наемница говорила насчет остроты зрения Кэмпбелла. Да, и насколько я знал, в некоторые из таких протезов за отдельные деньги встраивали дополнительные функции. Например, возможность зреть в инфракрасном спектре. А может, и видеть проявления Изнанки. Чисто теоретически такое вероятно.

Неприятно. В этом случае надо быть еще осторожнее.

Ничем не выдав эмоций, я вернулся к Брану. Дополнительно вколол ему стимулятор, смыл кровь и наложил на рану несколько стежков, тампон. И с помощью Коула – тугую повязку. Что ж, сделал, что смог.

– Закончил, – объявил я. Сложил инструменты, встал и с сожалением протянул футляры Море, напряженно ждущей у прутьев.

– Умница, – с удовольствием заключил Лиам. – А теперь мы отведем твоих дружков в номер люкс и поговорим. Ведь поговорим, Эб?..

Револьвер опасно дрогнул и взял в прицел голову Проныры, потом нацелился на Брана, вновь перепрыгнул на меня.

– Да, – ответил я. – Мы поговорим.

Глава 6

Нельзя сказать, что я прямо-таки ненавидел нырять. Но не любил точно. За то, что почти всегда приходилось пробираться узкими гротами в полной темноте, сквозь муть и взвесь, не пробиваемую даже мощными фонарями. За давление, что стягивало грудь. За хищных тварей, иногда водящихся в подобных местах. За скованные движения, холод и дезориентацию.

И пусть клаустрофобией не страдал, но в моменты погружений порой казалось, вот-вот начну. Однако успокаивал себя тем, что сие не боязнь замкнутого пространства, что чертовски абсурдно для человека, всю жизнь проведшего в каменных и металлических мешках подводных городов и кораблей, а просто беспокойство в связи с частичной потерей контроля над ситуацией. Сыграли роль и необычная обстановка, и искажение зрения и слуха, и замедленные реакции.

Как бы то ни было, но я немного успокоился, лишь когда длинный кривой и узкий тоннель, когда-то бывший вентиляционной шахтой, стал уходить вверх. За очередным поворотом я уперся в отвесную стену. Но догадался поднять голову и посмотреть сквозь верхний иллюминатор шлема-трехболтовки. Увидел мутный желтоватый силуэт фонаря, темную человеческую фигуру идущего впереди и обросшие водорослями перекладины лестницы. Сгруппировался и оттолкнулся ногами от дна, схватился за первый поручень, выругался, скользящими пальцами перехватился удобнее и подтащил на веревке герметичный мешок с вещами. Подтянулся, перехватился опять, потом снова…