Когда отцветают травы - [27]

— Что, агрономша, помогать пришла? — весело крикнул тот.

— Слезай! — приказала Тася.

— Зачем? — колхозник остановил руку с занесенным молотком. — Аль случилось что?

— Разговор будет, — решительно сказала девушка. — Слезайте все! Прекращайте работу!

Наверху стали переговариваться, из-за стрехи выглянула голова с усами, потом другая без усов, затем трое нехотя по шаткой лестнице спустились вниз. Сели на бревно, полезли в карманы за кисетами.

— Беседовать насчет агрономии пришла? — спросил Гвоздев, рыжебородый и краснолицый в выцветшей рубахе, прилипшей от пота к лопаткам.

— Когда пахать будете? — спросила Тася.

— Пахать? — удивился Гвоздев, — зачем нам пахать, мы лесохимики!

— Вы члены колхоза. Неужели не видите, что пашут одни женщины? Ведь им трудно!

— Наши бабы с малолетства к пашне привычные. — Гвоздев перемигнулся с товарищами, — а если им трудно, так иди подсоби. Ты девка крепкая, можешь плуг в борозде держать по всем правилам агротехники. Для чего же тебя учили?

— Я требую, чтобы вы перестали ползать по крыше и занялись делом! — звонко выкрикнула Тася и густо покраснела. — Крышу можно крыть вечерами, после работы!

— Ну, ты нам не указывай. Мы сами знаем, — Гвоздев тряхнул рыжей бородой и тоже покраснел от злости еще больше Таси. — Сегодня мы свободны, а завтра уйдем в лес на подсочку.

— Никто никуда не пойдет, пока пахоту и сев не кончим.

Колхозники помолчали, подымили папиросами и снова, не обращая на Тасю никакого внимания, полезли на крышу. Оттуда послышалось:

— Эгей, береги-ись!

Опять шлепнулась старая тесина. Тася разгневанно посмотрела наверх, но на этот раз не увидела там никого.

«Ну вот. Ничего у меня не получилось, — подумала она, дрожа от злости и обиды. — Не умею я разговаривать с ними». Ей захотелось вернуться к своим парникам — черт с ней, с пахотой, есть ведь председатель колхоза, есть правление, пусть разбираются! Но тут Тася вспомнила, что недавно ее избрали в состав правления. Она остановилась и, переждав, когда на крыше прекратится визг выдираемого гвоздя, крикнула:

— Идите пахать! Как член правления говорю!

— Мы сами себе члены правления! — донеслось оттуда. Гвоздев расхохотался и опять швырнул вниз старую доску.

Тасе захотелось самой взобраться на крышу, взять этого ненавистного Гвоздева за воротник и швырнуть его сверху, как он бросает доски. Кусая от обиды губы, она машинально направилась к избе Пестунова. Шла и не понимала, зачем снова идет к нему.

Объездчик сидел на крыльце и плёл верши из гибких ивовых прутьев.

Увидев Тасю, он чуть заметно покачал головой.

— Петр Степанович, — начала Тася, но он ее перебил:

— Сказана, бригаду не приму!

— Да вы послушайте! — почти крикнула она. — Идемте сейчас же со мной на поле! Вы не знаете, что случилось! Как мужчина вы обязаны помочь!

Пестунов в недоумении выпустил из рук недоплетённую вершу, положил обратно в пучок ивовый прут и холодно спросил:

— Что еще такое?

— Идемте, там увидите, идемте! Ну?!

Пестунов не спеша встал и пошел следом за нею.

Они пришли к пахарям. Прокофьева остановила коня и крикнула:

— Ага, пришел-таки!

Объездчик, видя, что на поле ничего особенного не произошло, собрался было повернуть назад, но Тася крепко держала его за рукав.

— Становись за плуг! — властно сказала она. — Не стыдно, одни женщины пашут!

Колхозницы поддержали ее:

— Паши, паши!

— Ишь рыбак! Тебе бы только рыбку ловить.

Пестунов с досадой сплюнул, вырвал рукав из цепкой руки девушки и, отойдя в сторону, полез в карман за табаком. Он не знал, что ему предпринять. Уйти сейчас в деревню под градом бабьих насмешек было стыдно. Взяться за плуг — значит, уронить свое достоинство.

Прокофьева одобрительно подмигнула Тасе. Пестунов молча отстранил от плуга одну из женщин.

— Ну вот, пусть лесной жирок сгонит. Рыбку-то проще ловить, — сказала Прокофьева.

3

Наступил вечер. Всё притихло, застыло в ожидании ночи. Березы, вытянувшие в чистом воздухе тонкие ветви, замерли. Где-то негромко и лениво журчал ручеёк. Над деревней стоял терпкий запах лопнувших почек — нежный и стойкий аромат весны.

Вернувшись с поля, Пестунов пил чай у открытого окна. В избу неожиданно вошла Тася. Она постояла у порога, потом, не дождавшись приглашения, села.

— Петр Степаныч, — спросила она, — можно у вас переночевать? Домой идти не могу, устала.

Объездчик неторопливо допил из блюдца чай, подвинул пустой стакан бабке, сказал сдержанно, с оттенком недовольства:

— Ночлег с собой не носят…

— Ночуй, — сказала бабка.

Она принесла чайный прибор, молча налила в чашку чаю, подвинула к столу табурет:

— Садись.

Тася помыла руки под большим медным умывальником, села. Бабка покосилась на ее руки:

— Где это так изодрала?

— Зерно семенное перелопачивала, — ответила девушка, — а лопата попалась неуклюжая, корявая.

— Дожили, — бабка вздохнула. — Лопаты сделать некому…

Пестунов отставил пустой стакан, не спеша закурил, стал смотреть в окно. Он все еще сердился на Тасю за то, что днем она увела его в поле и заставила пахать.

Объездчик чувствовал, что Спицына явилась к нему сейчас неспроста, какой-то новый ход собирается сделать. Иначе зачем бы она пошла ночевать в дом к человеку, с которым так поругалась днем? Он ждал, когда агрономша начнет говорить, и решил ни при каких условиях не принимать бригаду.