Когда она была плохой - [4]

— Верно, приблизительно в двухстах милях от северного побережья.

— А она не могла сказать поточнее?

— Она сказала, что обязанности штурмана выполнял Мартин, ее муж.

— Она полагает, что яхта наскочила на риф?

— Она уверена в этом… Она говорит, что хотя была ночь и очень темно, но отчетливо слышался шум прибоя, и вскоре «Буревестник» потерпел крушение.

— Маяка она не видела?

— Об этом она ничего не сказала. Да ведь маяки чертовски редки в водах Латинской Америки, к тому же и те что есть работают далеко не всегда.

— А как вы думаете, на какой риф они могли наскочить?

— Не имею понятия. Вы когда-нибудь изучали карту этих морей?

Я покачал головой.

— Это примерно в четырехстах милях от Кабо-Грасиас, на севере Никарагуа. Там почти везде рифы и мели.

— Опасные воды.

— Очень опасные. Особенно если вы плохой навигатор.

— А Мартин Терри был плохим навигатором?

Капитан пожал плечами.

— Тут могло быть простое невезение, простая математическая ошибка, просчет…

— А у вас есть на борту карты этого района?

— Нет.

— Сколько миль продрейфовал плот к тому моменту, когда вы спасли миссис Терри?

— Миль пятьсот.

— Так много?

— Примерная скорость Карибского течения в том районе один узел — это одна морская миля в час. Двадцать четыре мили в сутки, всего девятнадцать суток, да если сделать поправку на попутный ветер, который дул временами…

— Миссис Терри не загорела… Над плотом был тент?

— Да. Это был сферический плот с куполообразным тентом и отсеком для воды в качестве балласта.

Он встал.

— Мое варево нельзя назвать классическим чили — я добавляю сельдерей, фасоль и прочее.

Блюдо было отменным. Мы съели по две больших миски чили и выпили все пиво. Канелли налил еще по солидной дозе виски.

— А кто увидел плот? — спросил я.

— Я увидел.

— Отличное зрение.

— Отличное зрение… Как бы не так! Я чуть не наскочил на нее.

— И вы сумели поднять ее?

— Тут нам повезло. Набегала высокая волна. Я поставил «Калиопу» с подветренной от плота стороны и стал дожидаться. Один из моих людей, рискуя собственной головой, спустился вниз по переносной лестнице, схватил Кристину с плота и поднял на палубу. Малейшая оплошность, и они оба могли погибнуть.

Я заполучил имя спасателя — Гектор Круз, кубинец, записал его адрес и номер телефона, а затем спросил, что рассказывала миссис Терри о смерти мужа и о своих переживаниях на плоту.

— Очень скупо. Да я и не настаивал.

— Но она все-таки рассказала, что ее муж получил травму головы, когда яхта затонула, и умер на следующий день?

— Совершенно верно.

— И она сбросила тело в море.

Это было во вчерашнем сообщении службы береговой охраны.

— А вы бы оставили его на плоту? — спросил Канелли.

— Я не имел в виду ничего такого, что вам показалось… Конечно, ей нужно было избавиться от трупа. Дуг, у вас есть на борту фотографии?

— Нет.

— А никто из команды не фотографировал, когда спасали миссис Терри?

— Я фотографировал, но потом. Я сделал несколько снимков Кристины в течение последних двух дней. Все-таки это волнующее событие — спасение человека, и мне хотелось зафиксировать его.

— Любому бы захотелось… А где пленка?

Он неожиданно махнул в сторону рундука.

— Все еще в камере. Вообще-то я дерьмовый фотограф. Не исключено, что снимки не получатся.

— Послушайте, Дуг, дайте мне пленку, я отдам ее проявить в нашей лаборатории. Мы заплатим вам, если позволите использовать ваши снимки.

— Право, не знаю…

— Разумеется, немного, — скажем, по тридцать долларов за каждый опубликованный снимок. Мы направим их в телеграфное агентство и выплатим вам проценты от той суммы, которую оно нам заплатит. В общей сложности вы сможете поиметь несколько сот баксов.

— А вы не испортите пленку?

— Гарантирую! Я верну вам негативы и оттиски завтра.

— О'кей.

Он вынул из камеры тридцатипятимиллиметровую черно-белую пленку и отдал ее мне.

— Ничего не говорите о пленке моим коллегам, — попросил я.

Мы поговорили еще минут десять, затем я поблагодарил Канелли, пожал ему руку и ушел.

На полпути к главному доку я увидел темные фигуры, которые двигались в мою сторону, и вскоре услышал громкий, театрально-удивленный возглас.

— Ужели вы, мой господин?

Это были Ветеран, Луис и Ясноглазка.

— Какие новости, мой господин? — осведомился Ветеран.

— Чудесные! — баритоном Гамлета пропел я.

— Так поделитесь с нами!

— Нет, я боюсь, что вы их разгласите.

— Клянусь — не я!

— Есть кто-нибудь на «Калиопе»? — вмешался в наш дуэт Луис.

— Шкипер.

— Он как — разговорчив?

— Был. Но я думаю, Луис, что сейчас он изрядно устал от прессы… А где вы были?

— Разговаривали с офицером службы береговой охраны.

— Есть какая-нибудь интересная информация?

— Практически никакой.

Ясноглазка дрожала и пыталась согреться, обхватив себя руками.

— Ты все еще с Луисом? — спросил я ее.

Она кивнула.

— Он обещал купить мне настоящий кубинский обед.

— Я думаю, что настоящий кубинский обед состоит из желтого риса и черных бобов.

— Пошли, пошли, — поторопил Луис.

Он и Ясноглазка двинулись к доку, а Ветеран, пьяный в доску, хватаясь за леер, последовал за ними. Спустя минуту я услышал, как он театрально продекламировал:

— Вы разбиваете благородное сердце. Спокойной ночи, милый принц.