Когда Нина знала - [86]
«Что пошло? Я хочу знать!»
«Так тогда эти дела и шли. Им не то чтобы нужно докопаться до правды. Они только хотели вытащить из меня подпись, что твой папа был врагом народа. А я не согласилась. И все, шагом марш на Голи».
«Но кем они были? Ты их помнишь? Их лица?»
«Эй, – шепчу я Нине про себя, – это неверный вопрос! Кому сегодня дело, кем они были?»
Вера тоже удивлена. «Кем были? Да какое… Были три полковника. Одного из них я помню, с такой круглой лысиной, и у него как раз симпатичное человеческое лицо. Говорил со мной вежливо».
«А ты… Погоди, что я хотела… Ты хоть раз попыталась узнать, где он сейчас?»
«Господь с тобой, Нина! Мне даже тень их видеть противно! Останься они последними людьми на Земле, я бы не стала с ними разговаривать!»
«Видишь, я полная тебе противоположность. Я бы их искала, и достала хоть из-под земли, и пришла бы и… и…»
«Ну, и дальше? Выстрелила бы в них из нагана? Что?»
«Нет, но я бы швырнула им это в лицо».
«Что именно?»
В окне молния из трех-четырех сплетений судорожно рассекает небо.
«Что именно, Нина?»
«Себя».
Молчание. Вера быстро и тяжело дышит.
«Что… Что это значит «тебя», Нина?»
«Еще и Гили, – говорит Нина. – И все, что с ней случилось из-за меня».
Она это сказала. И Рафи заснял.
«Враги народа! – Вера с яростью хлопнула себя по бедру. – Что бы я им подписала, что мы были сталинскими шпионами? Что хотели убить Тито? Лжецы!» На стене над головой Рафи выгравированы слова: CON TITO. Вера показывает подбородком: «С Тито построим социализм!» А как же! У меня в заднице!»
«И ты им не подписала…» – бормочет Нина и вдруг выглядит совершенно обескровленной.
«Как я могу подписаться под чем-то, что не является правдой?»
«Да подпиши ты им наконец! – снова шепчу я про себя. – И все мы вернемся домой, закроем ставни, устроим траур по Милошу и по нам самим, и все вместе, потихоньку исправим то, что еще возможно исправить».
Нина вылезает из-под одеяла. Вера наваливает на себя еще и еще складок. Нина встает перед ней на колени, держит ее руку в своей руке. «Но ведь папа был уже мертв… – Голос у нее снова тонкий, дрожащий. – И если, допустим, ты бы попыталась, скажем… им предложить… может, они бы… нет, это идиотская мысль». Она слабо улыбается. Прямо на наших глазах она отступает, превращается в выцветший черновик самой себя.
«Но иногда, мама, я думаю…»
«Думаешь что, Нина? Выскажи вслух, не оставляй это внутри».
«Почему ты так сердишься, мама?» – Голос глухой.
«Я не сержусь, Нина. Просто у меня от этих разговоров лопается голова. Как будто меня снова допрашивают».
Нина сидит на холодном полу, рассеянно поглаживает одеяло, которое прикрывает миниатюрное Верино тело. «Никто тебе допроса не устраивает… к чему тебя допрашивать? У кого вообще есть право тебя допрашивать… Никто не прошел через то, через что прошла ты».
«Нет, Нина, ты не понимаешь, все наоборот! Допрашивай, спрашивай все что хочешь. Это хорошо. Мне нужно высказаться».
«Но ты пойми, я тебя не допрашиваю. Просто пытаюсь что-то сделать… понять, малость исправить задним числом».
«Задним числом ничего исправить невозможно. Это ты уже и сама знаешь».
Нина смотрит на меня, а я на нее.
«Что было, то было, – бормочет Вера. – И с тем живем».
«Но допустим, мама… я просто спрашиваю, если бы они все же, например…»
«Что ты подумала, говори прямо, Нина».
«Нет, я просто подумала: если бы они…»
«Что, что бы они мне предложили? – горько кричит Вера и стучит кулаком по своему бедру. – Что я могла им отдать, чтобы не предать твоего папу? Чтобы не дать им вымазать его в дерьме, чтобы им доказать, что я говорю правду? Что я вообще могла им отдать?»
Молчание. Вера с Ниной смотрят друг на друга истерзанными, потрясенными глазами. Кончиками нервов я ощущаю, как их несет к слепой, потонувшей во мраке точке, которую только они сами способны увидеть в глазах друг у друга.
«Уф!» – издает Нина странный звук, легкий как перышко, будто где-то там, внутри, что-то с невыразимой мягкостью встало на место.
«Голова», – бормочет Вера и обеими руками сжимает виски.
Нинины глаза закрываются, и голова падает назад. Тонкие веки мигают с угрожающей скоростью. Будто она в мгновение ока погрузилась в сон, глубокий, абсолютный и полный видений. И во сне кто-то медленно проводит ей рукою по лбу.
И тут она открывает глаза. «Нет, я обязана отсюда выйти».
«Там дикий ливень, – говорит Рафи. – Я пойду с тобой».
«Нет-нет, никто со мной не идет! Мне нужно побыть одной. Вдохнуть воздуха. Я обязана вдохнуть воздуха. Скажи мне только одну вещь». Она встает, бесцельно носится по комнате, и я не могу не подумать про курицу с отрезанной головой, какой я ей желала стать. Как я могла быть такой жестокой!
«Скажи, мама, – почти кричит она, – а нельзя было хотя бы их попросить, чтобы разрешили взять меня с собой?»
«Что?»
«Нельзя было попросить, чтобы мне разрешили поехать с тобой?»
«Куда?»
«Сюда, на Голи».
«Чтобы я попросила у УДБА взять и тебя тоже? Ты спятила? Здесь, на острове, в жизни не было ребенка! Да я бы и сама ни за какие сокровища не взяла тебя в этот ад!»
«Но зато мы бы не разлучались», – говорит Нина и идет к выходу.
«Что?»
«Так бы мы в жизни не разлучались».
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.
На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Ближайшее будущее. Льды Арктики растаяли. Туристический бизнес открывает новые горизонты, и для желающих достичь ранее недоступные места запускаются новые экспедиции. Пассажиры круизного лайнера мечтают увидеть белого медведя, а вместо него им придется найти еще нечто более удивительное – мертвое тело во льду. Кто этот человек? Был ли он жертвой незнакомцев или самых близких людей, безжалостно его предавших? Вместе со льдом растают и коварные тайны прошлого.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?