Когда-нибудь ты вернешься - [26]

– Не всегда, – возразила Лидия.

Они оба не хотели, чтобы разговор стал слишком серьезным. И одновременно прекрасно понимали, что обсуждают сейчас не летний отдых.

– Я знаю, когда действительно складывается хороший отпуск, мне всегда хочется добавить к нему еще несколько дней.

Лидия лгала, потому что у нее никогда не было отпуска.

– Значит, это было что-то исключительное. Люди всегда хотят вернуться домой. – Он заметил, как побледнели ее губы, и добавил: – Если они возвращаются к своим бесценным воспоминаниям, те их разочаровывают.

– Нет.

– Да. У нас бывали пары, которые возвращались на празднование своей годовщины и жаловались на то, что либо отель изменился, либо на каналах слишком много лодок, либо ресторан, который им нравился, теперь уже не так хорош. Но я-то знаю, что они не правы, и мой отель стал лучше, а ресторан придерживается прежних стандартов. И лодок на каналах столько же, сколько и раньше. Все дело в том, что изменились сами люди.

– Ну конечно! У твоих гостей нет причин жаловаться!

– А их действительно нет. Зачем вообще рисковать, испортить что-то прекрасное?

В самом деле, к чему рисковать, спрашивая, не желает ли она остаться?

Разве гости, в конце концов, не уезжают?

Только вот Лидия не гость.

Рауль выбрался из постели. Ему нужно вернуть себя в норму.

– Я съезжу за завтраком, – сообщил он.

Правда, надежду вернуть себя в норму, похоже, пришлось оставить. Он никогда не приносил завтрак, никогда не завтракал в постели.

Однако Лидии удалось занять его пустующее сердце.

– А ты пока позвони, чтобы перенести свой рейс, – напомнил он.

– Позвоню.

Она была даже рада, что Рауль уходит. Ей нужно побыть одной. Что-то между ними изменилось.

Странно, что он способен вот так просто отправить ее.

Он зол оттого, что на самом деле хотел попросить ее остаться.

Рауль поймал на себе пристальный взгляд Лидии, когда одевался. Она наблюдала, как он натягивает джинсы прямо на голое тело.

Он выглядел помятым и небритым и снова был на грани эрекции. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не подтянуть к себе колени, когда желание ударило в самый низ живота.

Лидия чувствовала себя больной и разбитой.

– И поспи еще, – посоветовал Рауль.

И направился к выходу. Однако вернулся и поцеловал ее.

Поцелуй вышел легким, но потом ее язык раздвинул его губы – и все. От легкого поцелуя не осталось и следа.

Ведьма.

Она заставляла хотеть ее.

Его рука поверх простыни сжимала ее грудь. Лидия выгнулась под ним.

Раулю нравилось ее бесконечное желание.

Хотелось забыть обо всем и залезть обратно в постель.

И это его беспокоило.

Он выпрямился.

Да, ему нужно подумать.

– Почему бы тебе и в самом деле немного не поспать. – Его голос был абсолютно спокоен. Ничто не отражало чувств.

За исключением бугра под джинсами.

Лидия рассмеялась.

Рауль вызвал лифт и, как всегда по воскресеньям, сам сел за руль моторки. Он шел на небольшой скорости. На небе разыгрывалась симфония розового и оранжевого. В воздухе стоял запах приближающегося дождя.

Ее подарок скоро будет доставлен, а ему нужно время подумать.

«Не уезжай».

«Останься».

В прошлую ночь он почти высказал это вслух. Почти. Но не решился, опасаясь, что при свете дня может пожалеть об этом. И вот сейчас свет здесь, слово тоже на кончике его языка, впереди всех мыслей.

В другой день он бы позавтракал в своем любимом кафе, наблюдая, как мимо неторопливо течет мир.

Но только не в это утро.

Никогда прежде Рауль не представлял, что можно наслаждаться завтраком в постели. Он всегда вставал рано и, дома или нет, все равно одевался для первого кофе, проверяя почту еще до того, как кофе был налит.

В деловых поездках он тоже отказывался от завтрака. В его отеле в Риме это называется «Завтрак любовников», а здесь, в Венеции, самым почитаемым в меню «Поцелуй в гондоле». Иначе говоря, сладкая выпечка в шоколаде.

Он заказал это в своем любимом кафе, попросил упаковать в фирменную коробку и завязать красной бархатной ленточкой.

А себе заказал приготовить английский чай.

– Пять минут, Рауль, – попросил бариста, закатывая глаза.

Пять минут превратились в семь, и он был благодарен этой задержке, хотя, когда те прошли, в голове по-прежнему крутилась та же самая мысль.

«Не уезжай».

«Останься».

* * *

Лидия лежала, прислушиваясь к звукам утренней Венеции и думая о ночи любви.

Это уже можно назвать прошлым.

Если только она не изменит рейс.

А если сказать, что смогла взять билет только на завтра?

В дверь постучали.

– Синьорина.

Лидия накинула халат, открыла дверь и улыбнулась. Горничная, которую звали Лоретта, протянула ей коробку.

– Вам посылка.

– Мне? – удивилась Лидия. – Но ведь никто не знает… – начала она, но осеклась, увидев на коробке свое имя, и, поблагодарив горничную, взяла коробку, сразу ощутив ее вес.

Коробка была вся обклеена стикерами с надписью «Хрупко». На итальянском и на английском.

«Вот и на мне можно наклеить такие стикеры», – подумала Лидия.

Она слишком хрупкая, чтобы на что-то надеяться.

Лидия вышла на балкон с коробкой.

Ей абсолютно все равно, что начинается дождь. Ей нужен воздух, действительно нужен, потому что надежда, которой она пыталась не поддаться, уложена в бархат. Та самая статуэтка, которую при них сделал Сильвио.