Когда мы покинули Кубу - [24]

– Неужели твой гнев прошел? Неужели ты забыла?

– Ничего я не забыла, – говорит Элиза, – и никогда не забуду. Такое не забывается. Но я не могу себе позволить зачахнуть от горя, не могу допустить, чтобы мой гнев меня поглотил. У меня есть сын. Я ему нужна. Революция и так достаточно у него украла.

– Извини. Мне не следовало…

– Если бы ты рассуждала иначе, это была бы не ты. Твои чувства мне понятны, я знаю, как сильно ты любишь Кубу. Но я за тебя беспокоюсь. Нельзя отказываться от нормальной жизни только из-за того, что мы не дома. Ведь никому не известно, сколько все это продлится. Мы, конечно, надеемся на лучшее и молимся о том, чтобы однажды вернуться, но больше мы ничего поделать не можем. Я понимаю: ты переживаешь из-за того, что родители не разрешают тебе учиться. Ты не знаешь, чем занять время. Но постоянно терзаться – это не дело. Ненависть к Фиделю не должна заменять тебе жизнь.

– А что мне прикажешь делать? Я не такая, как ты. Я не готова стать женой и матерью. Сколько я себя помню, мне твердят, будто я только на это и гожусь. У меня, мол, одна задача: быть красивой и очаровательной. Иметь что-то в голове совсем не обязательно, а с кем-то поспорить – вообще не дай бог. Мне все это надоело. Я не хочу в итоге выйти замуж за человека, который будет понимать мое предназначение так же, как родители. Я знаю, что ты счастлива в семейной жизни, но меня такое счастье только пугает.

– Послушать тебя, так замужество не лучше тюрьмы.

У нас у всех было строгое воспитание, родители ждали, что мы непременно должны составить себе блестящие партии. При этом ко мне, заслуженно или нет, относились по-особенному: в семье я всегда считалась красавицей, однако воспринимала это скорее как проклятие, чем как благословение. До недавних пор. Теперь я могу использовать свою внешность для чего-то действительно важного.

– Может, и не тюрьма. Но и не то, к чему мне следовало бы стремиться.

– А Эдуардо знает о твоих взглядах на супружескую жизнь?

Я смеюсь.

– Эдуардо? Думаю, эти мои взгляды ему совершенно безразличны.

– Вы все время вместе.

– Мы дружим. Настолько, насколько Эдуардо заинтересован в том, чтобы с кем-то дружить.

– Смотрит он на тебя не просто как друг.

Ну вот опять! В голосе сестры зазвучали нотки, намекающие на то, что я не все замечаю, что мне не хватает того жизненного опыта, который она уже успела приобрести.

– Он смотрит как мужчина, который тебя хочет, – говорит Элиза, понизив голос, и ее щеки розовеют.

– На меня многие так смотрят, это ничего не значит. Если Эдуардо иногда и взглянет в мою сторону с некоторым интересом, то только потому что он молодой парень, а не потому, что у него ко мне какие-то тайные чувства. Вряд ли он вообще способен влюбиться. Помнишь его в Гаване? Как он ухлестывал за девушками из «Тропиканы»? Как заглядывался на замужних женщин?

Элиза прищуривается.

– Если никакой романтики между вами нет, тогда зачем вы так часто встречаетесь?

– Говорю же: мы друзья.

– И только?

– И только.

– Почему-то я в это не верю. И почему-то чувствую, что все мои слова ты пропустишь мимо ушей. То, о чем я тебе сегодня говорила, – пустой звук для тебя, верно?

– Дело не в этом. Просто ты зря обо мне беспокоишься.

– Как мне не беспокоиться! Ты моя сестра!

Я криво улыбаюсь.

– Причем старшая, а можно подумать, что наоборот.

– Иногда я чувствую себя постаревшей, – признается Элиза. – Такое, наверное, бывает, когда целыми днями бегаешь за ребенком, говоришь ему не тянуть все подряд в рот, выбираешь у него из волос кусочки еды и так далее. В общем, когда постоянно чувствуешь на себе ответственность за чью-то жизнь, постоянно кого-то оберегаешь.

Да, свою модель материнства Элиза явно переняла не у нашей мамы.

– Это так ты мне рекламируешь семейную жизнь?! – смеюсь я.

– В ней бывают разные моменты.

– А его-то ты любишь? Хуана?

С одной стороны, вопрос звучит глуповато, с другой – это единственное, чего я не знаю о своей сестре.

Она улыбается.

– Разве не все жены любят своих мужей?

Мы обе знаем, что это не так.

– Он производит впечатление хорошего человека, – говорю я осторожно.

– Он и есть хороший человек.

Элиза зачерпывает горсть песка и пропускает его сквозь пальцы, глядя вдаль, на море. Сейчас она как будто не здесь. Но через несколько секунд она, моргнув, выходит из задумчивости и возвращается ко мне.

– Я люблю его. – В ее голосе звучит уверенность, смешанная с удивлением, как будто она сама еще не привыкла к тому, о чем говорит.

Тем не менее я ей верю. Она давно не выглядела такой счастливой. Видимо, замужество и рождение ребенка отчасти стерло следы тех несчастий, которые долгое время нас преследовали.

– Я за тебя рада. Ты заслуживаешь того, чтобы жить счастливо. И спокойно.

– Ты тоже.

– Боюсь, покой несовместим с моей натурой.

Элиза смеется.

– Это да. – Вдруг ее лицо становится серьезным. – Но вечно воевать, вечно бороться тоже нельзя.

– Постараюсь это учесть.

– Постарайся, пожалуйста. И вот еще что, Беатрис… – Она хватает меня за руку. – Что бы ты ни делала, пообещай мне себя беречь. Я не могу потерять еще одного человека из тех, кого так безумно люблю.

Просьба Элизы звучит как эхо тех слов, которые сказал мне отец, когда я вернулась домой после ночного приключения. У меня в горле собирается ком. Видимо, то, что по милости Фиделя пережили все члены нашей семьи, уже никогда не изгладится.