Когда листья станут золотыми - [25]

— Был. Девять лет назад.

Он резко развернулся.

— Слушайте, хватит, я тогда еще не… — и осекся. Сев на кровати, несколько секунд всматривался в ее лицо.

— Да, это я, — Алиса счастливо улыбнулась. — Теперь узнал?

Он шумно выдохнул.

— Значит, не почудилось. А я уже думал…

— Что?

— Неважно. Ты выросла.

— Да и ты не уменьшился, — Алиса попыталась пошутить. Слишком уж напряженное, даже испуганное лицо у него было.

— Значит, ты здесь, опять…

— Нет, это ты здесь, у нас.

— В будущем?

— В настоящем!

На лице Коли впервые появилось выражение, похожее на улыбку.

— Значит, действительно здесь.

На левой руке Алисы завибрировал браслет связи. Она, не глядя, нажала на выключение. Потом можно будет посмотреть, кто звонил.

— Но как… Я не помню, как я здесь оказался.

Коля спустил ноги на пол, попытался встать — и сразу резко сел обратно. Врач, быстро шагнув вперед, поддержал его под локоть, Алиса — под другой.

— Да что вы как больного… — парень высвободил руки.

— Вы пока и есть больной. Как вы себя чувствуете?

— Голова кружится немного, а так нормально. Что я вчера натворил?

Загудел браслет на руке врача. Медик глянул на запястье.

— Я вернусь через несколько минут, — и, повернувшись к Алисе, тихо проговорил: — а до тех пор ничего не рассказывайте, пусть освоится.

Не глядя на закрывшуюся дверь, Коля ощупывал рукава своей белой футболки.

— У меня такой не было… А моя одежда где?

— Это больничная, — второй части вопроса Алиса сочла благоразумным пока не касаться.

— А где я? — он перевел взгляд на окно. За кронами деревьев вдалеке вздымались в небо высотки жилых кварталов, но напрасно было бы искать среди них хоть одно знакомое здание.

— Это ведь не Сухаревка? Я ничего не узнаю.

— Нет, это бывшее Богородицкое.

— Больше похоже на Москву.

— Москва сама пришла сюда, — улыбнулась Алиса. — Уже давно.

— Когда? — вопрос был задан явно машинально, и Алиса не раз потом упрекала себя за то, что взялась отвечать.

— Лет через тридцать после твоей… — она резко замолчала. — После того, как ты… —

То, что еще утром казалось простым, сейчас вдруг стало совсем нелегко выговорить. В детстве ей казалось, что самое главное — просто спасти, а теперь все произошло слишком уж быстро. Она ведь сколько раз убеждалась — люди былых эпох чересчур близко к сердцу принимали даже достаточно безобидные вещи. И фраза «Да так, ерунда, просто ты должен был сгореть, потому что был мертвецки пьян» будет звучать, как минимум, неприятно.

— После чего?

Он ждал ответа, и Алиса решилась. Что толку отрубать хвост по кусочку?

— Ты помнишь, что было вчера? Ты пошел в баню, помнишь?

— Немного припоминаю. Неужели она была там?

— Кто?

— Ну, машина…

— Ах, вот что. Нет. Ты помнишь, что ты там уснул?

Коля криво усмехнулся.

— Что заснул, могу догадаться.

— Баня загорелась, — сказала Алиса, глядя ему в глаза. — Ты спал и должен был погибнуть.

— Но я же вроде живой… Не понимаю. А как ты узнала?

— Из милицейского протокола, через месяц после возвращения домой. Там было сказано, что ты погиб при пожаре, находясь… — она замолчала. Его взгляд остекленел. Все с той же кривой усмешкой он завершил:

— … в состоянии алкогольного опьянения.

— Это не так. То есть, это не главное, — заторопилась Алиса. Да, не зря врач предупреждал… Вон, какое лицо у Коли стало — как будто его ударили или унизили чем-то, а он не может дать сдачи. Впрочем, сказать бы все рано или поздно пришлось.

— А что главное? Значит, в протокол можно попасть и из глухой деревушки. Верно говорят, что от судьбы не уйдешь.

— Иногда судьбе приходится помогать, а то она одна не справляется. Теперь все будет в порядке, вот увидишь, — Алиса ободряюще улыбнулась. Он отвернулся к окну — видимо, легче было продолжать разговор, не встречаясь с ней взглядом.

— Тебе сейчас сколько?

— Двадцать, двадцать один в ноябре.

— Не понял… А год какой?

— Девяносто третий.

— Какой девяносто третий?

— Ой, ну не Французской же революции — две тысячи девяносто третий.

— Девяносто шестой ведь был.

— Да какая разница? — Алиса пожала плечами. — А-а, подожди, ты думал, что должен быть период ровно в сто лет?

— Ну, примерно так.

— Да в любой момент можно, просто время ушло на подготовку. Я ведь сразу, когда прочитала, что с тобой случилось, пошла к одному своему знакомому, ты его увидишь. Тогда он отказал, но по техническим причинам. Попросил несколько лет.

— И ты помнила… столько лет. Никогда бы не подумал.

— Мог бы сказать спасибо, — не выдержала Алиса. Перестал бы уж глядеть в одну точку, улыбнулся по-человечески, рассказал что-то о себе.

— Спасибо? Моя жизнь стоит спасибо?

Ну когда уже исчезнет с его лица это непонятное выражение — не то тоски, не то вызова, не то всего вместе.

— Любая жизнь стоит спасибо. А свою ты сможешь начать заново.

Он будто не расслышал ее ответа. Приподнялся, глядя в окно.

— Тебе показать что-то? Врачи скоро разрешат выходить, может быть, уже сегодня.

Коля покачал головой. Поднял руки к горлу и вдруг обернулся к Алисе.

— Кашля нет… Обычно встаешь — и сразу всего разрывает.

— Бронхит курильщика? Легкие у тебя за эту ночь восстановились частично, вот и нет кашля.

— Ну, раз так… Посмолить, я так понимаю, здесь ничего не найдется?