Когда грабить банк и другие лайфхаки - [32]
Так что больше и слышать не хочу о точке А! В точке В мы спокойно садимся и вместе слушаем iPod. (Мы оба любим Лили Аллен. Правда, там местами тексты не детские. Но у Лили столь сильный британский акцент, что Аня почти ничего не разбирает.) И завтрак остается в целости.
Одного не понимаю. Почему никто или почти никто из пассажиров в точке А не поступает так же? Ведь каждое утро стоять в точке А — пытка. Преимущества же точки В заметны невооруженным глазом: ее видно с точки А, и автобусы приходят из точки В со свободными местами, хотя этих мест хватает лишь для первых 10 или 20 пассажиров.
Лично меня такой расклад устраивает. Иначе пришлось бы искать точку С. Но все же я не понимаю, почему люди так себя ведут. Есть несколько возможных объяснений:
1. Поездка неприятна, но слишком коротка, чтобы проходить лишние 250 м.
2. Пассажиры настолько устают после метро, что у них уже нет сил куда-то идти.
3. Некоторые пассажиры не задумываются о существовании точки В и о ее преимуществах.
4. В точке А есть «стадо». Люди могут говорить, что не хотят быть частью стада, но в психологическом плане им так легче; они уступают «стадной ментальности» и бездумно присоединяются к большинству. Дескать, раз здесь все садятся, значит, так и мне надо делать.
Скорее всего, доля истины есть в каждом из этих утверждений, да и не только в них. Однако я склоняюсь к объяснению такого поведения людей стадной ментальностью. Чем глубже мы познаем общество методами социальных наук, тем больше понимаем: люди дорожат независимостью, но почти в любом аспекте повседневной жизни демонстрируют стадное поведение. В этом есть определенные плюсы. Если мы знаем о стадной ментальности, мы можем использовать ее и для личного блага (как при посадке в автобус), и для блага всех (к примеру, создавая давление общественности, чтобы увеличить число людей, сделавших прививки).
Почему появляется так много фальшивых мемуаров? Последний случай — «Любовь и последствия» (Love and Consequences) Маргарет Сельцер (я бы дал ссылку на ее страницу на Amazon.com, но, увы, такой страницы больше нет)[18].
Если бы вы написали, скажем, на 60% правдивые мемуары, то подали бы их как воспоминания или как роман? А если бы вы издавали мемуары, которые считаете правдивыми на 90%, то напечатали бы их как воспоминания или как роман?
Возможно, лучше поставить вопрос иначе: в чем плюсы публикации подобной книги как мемуаров, а не как романа? Я вижу несколько возможных ответов.
Подлинная история больше освещается в прессе, чем реалистичный роман.
Подлинная история вызывает больший резонанс: скажем, ее могут экранизировать, а автора приглашать для выступлений.
Когда читатель считает историю подлинной, он воспринимает ее острее, чем когда считает ее выдуманной.
Когда изобличается подложность очередных мемуаров, слышны сетования: «Такая хорошая история. И почему автор не опубликовал ее как роман?» Да потому, что были эти три причины. Именно они (а возможно, и многие другие) заставили авторов, издателей и прочих выдать книгу за мемуары.
Назвав эти причины и вспомнив многочисленные истории о том, как дорогая плацебо-таблетка из сахара действует сильнее дешевой плацебо-таблетки из сахара, я придумал забавный эксперимент с мемуарами/романом. Вот что вам надо сделать.
Возьмите неопубликованную рукопись, в которой повествование идет от первого лица и рассказывается напряженная и душераздирающая история. Нечто в духе «Миллиона маленьких кусочков» (A Million Little Pieces)[19] или «Любви и последствий». Найдите сто добровольцев и произвольно разделите их на две группы. И тем и другим дайте прочесть рукопись, но одним скажите, что это мемуары, а другим — что роман. В обоих случаях придумайте вопросы относительно восприятия книги. Потом посмотрите на результаты. Действительно ли «мемуары» будут иметь больший успех, чем «роман»?
Если вам нравится обманывать, вам придется по душе проделка британского регбиста Тома Уильямса. Дело было на прошлой неделе.
Похоже, в регби, как и в футболе, есть правило: если игрока заменяют, он не может вернуться на поле. Исключение составляют «травмы с кровью»: игрок имеет право покинуть поле временно, пока кровь не перестанет идти.
Том Уильямс получил «травму с кровью» в один из ключевых моментов недавнего матча. Я ничего не смыслю в регби, но его команда (Harlequins) отставала на очко, а в запасных у команды был ас по ударам с полулета, которому было самое время войти в игру и переломить ход матча.
Уильямс ушел с поля сияя. Тогда и появились вопросы: чего сиять, если изо рта хлещет кровь? Регбисты — люди стойкие, но даже они злятся, когда им врезают в челюсть. Началось расследование. Телесъемка показала, что Уильямс достал из носка капсулу театральной крови и надкусил ее, чтобы симулировать ранение.
Блестящая идея, но увы: Уильямса дисквалифицировали, а пресловутый ас пропустил удар. Команда Harlequins проиграла матч, уступив всего лишь одно очко.
Читая на днях спортивный раздел в
Что опаснее — огнестрельное оружие или плавательный бассейн? Что может быть общего между школьными учителями и борцами сумо? Почему торговцы наркотиками продолжают жить со своими родителями? Как много на самом деле значат родители и выбор имени для ребенка? Ответы на эти и другие необычные вопросы, касающиеся современного общества и не только, дает книга молодого американского экономиста Стивена Д. Левитта, написанная в соавторстве с журналистом и писателем Стивеном Дж.Дабнером. Сразу же после выхода в США книга стала бестселлером и вызвала широкий резонанс в средствах массовой информации.
Фрикомыслие – яркое, «неправильное», но результативное мышление. Оно помогло царю Соломону установить подлинность материнства, австралийскому гастроэнтерологу Томасу Бороди – найти истинную причину возникновения язвы желудка, а тщедущному Такеру Кобаяси – победить бывалых обжор в международном соревновании по поеданию хот-догов. В свойственной им оригинальной манере авторы супербестселлера «Фрикономика» Стивен Левитт и Стивен Дабнер предлагают решать проблемы нестандартно: смотреть на них с других ракурсов, искать необычные подходы и не принимать за аксиому даже самые авторитетные утверждения.
«Суперфрикономика» является достойным продолжением нашумевшего бестселлера «Фрикономика». Внутри – нестандартное объяснение новых неочевидных фактов необычными экономистами. Книга максимально эпатирующая, неожиданная и провокационная. И при этом вполне серьезная. В основе странных явлений обнаруживаются вполне логичные экономические механизмы – и наоборот. У этой книги есть все шансы повторить (а, может, и превзойти) популярность своей легендарной предшественницы.
В книге рассмотрены знаменитые исторические и политэкономические исследования Карла Маркса (1844–1881), критика общественных систем и взглядов философов (Г.В.Ф. Гегеля и Л. А. Фейербаха), теория отчужденного труда, становление исторического материализма и его влияние на революции 1848 года. Автор книги, Чэнь Сяньда, проследил основные этапы формирования концепции исторического материализма и дал оценку каждому из них. Издание также содержит идеи автора по актуальным вопросам марксистской философии в Китае и мире. Для широкого круга читателей.
Общепринятые теории капитализма находятся в глубоком кризисе: после столетий споров они все ещё не могут сказать нам, что такое капитал. Либералы и марксисты считают капитал экономической сущностью, которую они считают в универсальных единицах «единицах полезности» (utils) и абстрактного труда, соответственно. Но эти единицы абсолютно воображаемые: их нельзя ни наблюдать, ни измерить. А поскольку либерализм и марксизм зависят от этих несуществующих единиц, то подвергаются сомнению. Они не могут объяснить самого главного — процесс накопления капитала. Этот кризис теорий не является случайным.
Что такое политический бизнес, как экономическая власть превращается в политическую, во что обходится рядовым налогоплательщикам «буржуазная демократия» — эти и многие другие аналогичные вопросы рассматриваются в настоящей работе. Центральное место в ней уделяется исследованию той роли, которую играют в политической жизни современного буржуазного общества деньги. Подробно анализируются скрытые пружины власти монополистического капитала, показывается, каким образом ему удается подчинить себе государственную машину.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга впервые вышла в свет в издательстве Итальянской коммунистической партии «Эдитори риунити». Автор книги Антонио Пезенти (1910—1973) — итальянский экономист-марксист, профессор Пизанского университета. Опираясь на марксистскую экономическую теорию, автор критикует классическую политэкономию и современные буржуазные политэкономические учения. В книге наряду с общетеоретическими марксистскими категориями политэкономии рассматриваются современные денежные системы, теория инфляции, характер и основные черты современного финансового капитала.
Книга депутата Государственной Думы РФ, доктора экономических наук, члена-корреспондента РАН, Сергея Глазьева дает ответы на многочисленные вопросы, которые на встречах и в письмах известному политику задают жители самых разных регионов страны. Сколько мы потеряли людей, доходов, производственного потенциала? Что у нас еще осталось? Кто такие реформаторы и кто такие олигархи? В чьих интересах делаются сегодняшние реформы? Как повысить зарплату? Как защитить детей и укрепить семью? Можно ли удвоить доходы государственного бюджета? Реально ли вернуть "сгоревшие" сбережения? На эти и другие злободневные вопросы сегодняшней жизни Сергей Глазьев дает обстоятельные ответы.