Когда горит снег - [7]
— Как тебя зовут?
Он улыбнулся. Ему было странно назвать чужое, не звучавшее для него ничем имя: Алексей Савицкий. Дикое сочетание букв на тарабарском наречии… И что-то подсказывало ему, что именно здесь он не должен называть его.
— Меня зовут… Человек без воспоминаний. Другого имени у меня нет.
— Человек без воспоминаний.
Она рассмеялась, но глаза оставались по-прежнему грустными.
— Какое странное имя… Кто же тебя так назвал?
— Они… все. — Он сделал неопределенный жест. И потом добавил:
— Я ведь, и, правда, ничего не помню. Контузия.
Она закрыла глаза рукою, как бы заслоняясь от внезапного яркого света, хотя в комнате был полумрак и лишь через верхнюю часть окна виднелось серо-синее, потускневшее небо.
— А это хорошо… не помнить?
— Не знаю. — Он виновато улыбнулся, как бы оправдываясь за это незнание.
— Да, да… Это очень хорошо. И ты действительно ничего не помнишь? Точно будто никогда ничего не было?
Она с удивлением разглядывала его, завидуя его спокойствию.
— И сейчас, когда уйдешь от меня, тоже ничего не будешь помнить… ни меня, ни этой комнаты?
Он оглянулся, как бы пробуя, может ли он запомнить все окружающее.
— Не знаю, впрочем, нет, теперь я начинаю запоминать… я не помню того, что было раньше.
— Ничего?
— Ничего.
— Может быть, так действительно лучше.
— В госпитале мне тоже так говорили. Иногда мне казалось… я долго пытался… потом бросил. Это мучительно.
— Поцелуй меня, человек без воспоминаний. Я тоже хотела бы не помнить. Впрочем, теперь уже все равно. Все так пусто, что и помнить то нечего.
Она прижалась к нему, полуодетая с растрепавшимися, раскинутыми по кружеву подушки золотыми брызгами волос.
— Хочешь, я зажгу огонь. Как это было там… у нас в имении.
Незаметно для себя она начала говорить с ним, как будто он был тот другой…
Он приподнялся на локте.
— В каком имении? Где, когда?
— Нет, нет, ничего. Это я так… фантазирую. Эго было не с тобой. Он убит, или наверно замучен. Почему ты не спрашиваешь меня, как это случилось со мной в первый раз? Впрочем, вы, французы, этого не спрашиваете…
Внезапно она вздрогнула, точно пронизанная насквозь простой, но почему-то до сих пор не приходившей в голову мыслью. А что, если он…
— Послушай… ты кто?
В ее тоне было что-то, заставившее его отложить в сторону закуренную сигарету и внимательно посмотреть на нее.
— Я же сказал… человек без воспоминаний.
— Да нет же, я не про это… ты француз?
Она застыла в напряженном ожидании, вглядываясь в его лицо: не дрогнет ли.
Он уловил эту напряженность, хотя не понимал, почему ее волнует этот вопрос. Не все ли ей равно, кто он? Но почему-то, вспомнив, что в госпитале его называли русским, он остро подсознанием почувствовал, что говорить ей этого не надо, что если он скажет — случится что-то больное и непоправимое. И от этой неопределенной, неоформленной и потому тяжелой, давящей мысли ему стало неприятно и тоскливо. Он закрыл глаза, чтобы не встречаться со смущавшим его взглядом женщины и отвернулся.
— Ты француз? — настойчиво переспросила она.
— Да… — он принужденно улыбнулся, не глядя на нее.
И хотя это короткое отрывистое слово разрушило все ее предположения, инстинкт подсказал ей, что это именно он, изменившийся, странный, но все же именно он, близкий, свой родной…
Она похолодела от мысли, что он узнал ее, и не хочет видеть такой, какой она стала теперь, но сейчас же отбросила эту мысль. Нет, так он не мог измениться.
Женщина беззвучно рассмеялась. Это было все, чем она могла выразить беспредельность своей муки, которую давно уже ничто не могло облегчить.
Вздор… Разве нельзя было преодолеть всего, оставаясь чистой?
Кто знает, через какие испытания ей пришлось пройти? Да и кому это надо знать? Тем, кто к ней приходят? А разве он, узнав, поймет и простит?
Нет, пусть лучше он уйдет, как все, таким, каким он пришел к ней.
И если ему суждено вспомнить — то память о ней будет светлой и неомраченной.
Полковник Ренье, начинавший уже чувствовать себя закоренелым провинциалом, с радостью окунулся в весенний Париж, вспомнив Сен-Сир и беспечные юношеские годы. Вдобавок, он был сильным, здоровым мужчиной около пятидесяти лет, уцелевшим от физических и душевных потрясений войны.
Она была чудесна, эта маленькая русская, встреченная им на рю д’Опера. Не очень молодая, но и не потасканная. Немного грустная, но и не настолько, чтобы это портило настроение. У нее были чудесные манеры, говорящие о былой лучшей жизни, воспоминания о которой не могли вытравить ни полуголодное изгнание, ни ее профессия.
Они сидели за отдельным столиком ночного ресторана, а кругом скользили танцующие пары, сплетаясь в телодвижениях танца, скорее походившего на массовое радение.
Полковник Ренье очень долго не видел женщин. Ему было трудно говорить со своей спутницей. Он отвык от болтовни, и вместе с тем был слишком чуток, чтобы говорить этой маленькой грустной женщине обычные пошлости, неудобные при настоящем положении. Он вспомнил своего русского друга и счел удобным коснуться этой темы.
— Мой русский друг… Мой спаситель. Мы были с ним очень дружны… Марна, Сомма и Луара… Вогезы…
Вино подогрело воспоминания, и полковник Ренье рассказывал, извлекая с успокоившегося дна прошлого похороненные и забытые обломки.
Александр Михайлович Перфильев (19 сентября 1895 года, Чита — 26 февраля 1973 года, Мюнхен) — русский поэт, прозаик, публицист, литературный критик «первой волны» эмиграции.В поэзии Перфильева реализованы идеи бесконечного изгнанничества, оставленности и обречённости поэтической личности в чужом и неприязненно настроенном культурно-историческом пространстве. Стихи построены на оригинальном восприятии и идейном переосмыслении традиций классической русской лирики. Философское содержание поэзии Перфильева проявляется более фундаментально, поэтический язык — насыщен и богат.
А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.