Когда цветут камни - [76]
Срывая на ходу с кустов орешника еще прозрачно-зеленые и клейки листья, Василий шел, изредка оглядываясь на блиндаж. «Вот ты удивляешься, Максим, что я стал какой-то не такой. Попал бы ты в мой переплет… Но ничего, я, кажется, окончательно вырываюсь из этого болота. И все-таки странно, почему он так ласково говорил со мной об отце? Надо еще поговорить с Ленькой Прудниковым. Он спал рядом с Тогбой. Не проболтался ли ему Тогба о нашей встрече в овраге?..»
И только вечером, когда уже сгустились сумерки, Василий, заглянув в свой блиндаж, вспомнил о ноже, который спрятал под матрац. «Если его тут нет, значит, все пропало, значит, за мной следят.. Как же я забыл о такой простой вещи?.. Ф-фу! Слава богу, нож на месте. Выбросить его надо к черту!.. Нет, пока подожду, после встречи с Ленькой выброшу…»
«Леня, Леня, будь осторожен, подожди, не рискуй, я спешу к тебе, слышишь, спешу!» — твердила Варя про себя, сидя в автобусе, который остановился в центре большого польского города Познань. Это уже прифронтовая полоса, точнее, тылы 1-го Белорусского фронта. Отсюда до передовой осталось не более ста километров.
Прошло почти два месяца с тех пор, как резервная радиорота выехала из Москвы, но Варя никак не могла забыть того вечера, как она попала в комендатуру города. Дежурный военный комендант долго строжился над ней, хотел приписать ей самовольную отлучку, но в это время кто-то позвонил, и комендант смягчился:
— Значит, вы из резервной радиороты, проситесь на фронт?..
— Да, — ответила Варя.
— Тогда идите в свою роту и больше не попадайтесь мне на глаза…
— Спасибо, — сказала Варя, поняв, что комендант принял такое решение по звонку, вероятно, того самого всевластного Владика, сынка какого-то крупного начальника.
«Ловелас, он мог оторвать меня от роты и тогда еще труднее было бы прорваться на фронт», — содрогаясь, вспоминала Варя.
Ни на минуту не покидала ее уверенность, что она найдет Леню на фронте, и это будет как раз в тот час, когда ему грозит опасность. Однако рота медленно, очень медленно продвигалась вперед. Ну зачем, скажем, надо было стоять три недели под Варшавой, зачем почти столько же в другом малоизвестном городе, который по-польски называется не то Шедлец, не то Седлец. Резерв есть резерв — сиди и жди. Только вчера вечером какой-то майор, прибывший в роту из штаба фронта, вызвал десять радисток из резервной радиороты. Он сказал, что надо собираться в путь. Кажется, в действующие части. «Кажется» потому, что он ничего толком не объяснил. Девушки собрались быстро. Через полчаса Варя уже заняла место в автобусе.
Вид у нее был усталый, почти больной. Темноватые пятна на обмороженных щеках уже не скрывались румянцем. Дни и ночи она сидела в маленькой безоконной будке радиостанции на автомашине. Варе было приказано следить за радиосигналами на той самой волне, на которой еще там, на курсах, она поймала переговоры о золоте неизвестных радистов. Их почерк, вкрадчивые точки и тире она легко отличала от множества других и все новые записи немедленно передавала лично командиру роты. Она не знала, что переговоры неизвестных радистов были связаны с исполнением прямых директив начальника канцелярии нацистской партии Мартина Бормана, который втайне от Гитлера готовил себе убежище где-то в Южной Америке. Золотые слитки, принадлежащие австрийскому правительству, теперь стали его личной собственностью, и он старался запрятать их так, чтобы никто, кроме него, не воспользовался ими. Лишь контрольными сигналами по эфиру через день он давал о себе знать и проверял надежность связи. Так длилось недели три. Потом Варе объявили благодарность и сказали, что теперь все ясно — можно отдохнуть. Но Варя и не думала отдыхать. Под видом усиленной тренировки по приему радиограмм на слух она путешествовала по эфиру, что-то искала. А что — и сама не знала. Слушала бесконечные «ти, тата, ти». И, как бы блуждая по миру, Варя ловила знакомые и незнакомые слова, шифрованные тексты, группы цифр. С замиранием сердца прислушивалась она к перекличкам фронтовых радиостанций, к едва уловимым сигналам полковых и дивизионных радистов.
И если бы Леня только знал, если бы стук его сердца как-то передался в эфир, она нашла бы его среди этого бесконечного множества радиосигналов и слушала бы, слушала все сутки напролет. И понимала бы стук его сердца, как мысли, как слова. Ей даже пришло на ум, что скоро изобретут станцию, которая будет ловить сверхнизкие сигналы радиоэлектрических токов, вырабатываемых человеческим организмом, и тогда родные и влюбленные будут знать о переживаниях друг друга независимо от расстояния. «Ведь случается же так; вдруг у человека заныло сердце, и вовсе не зря: через несколько часов получает телеграмму — умерла мать как раз в тот час, когда у человека заныло сердце».
Но вот уже далеко позади развалины Познанской цитадели, автобус вышел на прямую широкую автомагистраль.
И майор, будто невзначай, сказал:
— В действующие части, девушки, едем…
Этому больше всех обрадовалась Варя:
— Наконец-то…
Ее подруги переглянулись и загалдели, как галки на ветру. Перед объездом моста шофер затормозил, и подруга Вари, сидящая рядом, ткнулась носом в спинку сиденья. Поднялся такой визг и хохот, что майор вскочил и строго предупредил шофера:
Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).
Горит земля, горят камни, железо… Огонь выкатывается на воду, и пламя пляшет на стремнинах реки… Так бывает в момент вулканических извержений. Об этом ребята знают из книг или кино. А Косте Пургину, главному герою этой повести, довелось не только видеть, но и быть в круговороте такого огня, где в самом деле горели камни, железо и воспламенялась река: он очевидец и участник великого сражения советских войск с фашистскими захватчиками на улицах Сталинграда летом и осенью 1942 года. В ту пору Косте Пургину было одиннадцать лет.
В книгу вошли повести и очерки прозаика Ивана Падерина, в которых отображены события периода Сталинградской битвы. Главные герои повестей и очерков — наши воины, наш советский народ, сумевший выстоять и победить врага в этом крупнейшем сражении века.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.