Когда боги спят - [7]
Камбиз не мог говорить дальше из-за с трудом сдерживаемого гнева. Несколько минут прошли в молчании, в течение которых Крез чувствовал себя весьма неуютно, и в душе поносил себя за то, что согласился явиться пред очи царя.
- Что же ты посоветуешь мне, мудрый Крез? - нарушил тягостное молчание Камбиз. - Посылать ли мне быстрых гонцов в Персиду, чтобы оттуда шли новые подкрепления, или же, оставив здесь сильные гарнизоны, вернуться в свои пределы, пока мы еще способны выбирать, а не вершить то, что нам диктует противник?
- Владыка, если ты действительно готов последовать моему совету, то вот он: возвращайся на родину, сын Кира! - у Креза от волнения пересохло в горле; он кашлянул, отвернувшись в сторону. - Но не подумай, что мой совет продиктован желанием как можно быстрее покинуть пределы этой страны, чей жаркий климат не подходит для моего надломленного тяжестью лет здоровья. Забота о наследии Кира заставляет меня произнести эти слова! Владыка, оглянись назад, в прошлое: сколько могучих царств исчезло навеки с всевидящих глаз богов из-за недальновидности их правителей. Невозможно завоевать все, покорить все государства и народы земли - смертному это не по силам. Еще ни одному любимцу богов не удавалось подобное деяние. Не лучше ли жить в вечном мире с другими венценосцами, кто принял инсигнии власти из рук небожителей?! Так же, как царствовали некогда я в своей Лидии, Амматис, доблестный отец Псамметиха, в этих краях, и Набонид, последний деятельный царь Вавилона! Верни Псамметиху Верхнее царство, помоги овладеть Нижним, заключи с ним равный военный союз на вечные времена, и тогда не страшен любой противник, даже представший внезапно ни вам, ни вашим сыновьям!
Фанес, еще не проронивший ни слова, едва не вскочил со своего миндера. Его седые всклокоченные волосы, которые он безуспешно пытался привести в должный порядок прежде, чем предстать перед царем, нависали над высоким, изборожденным морщинами лбом. Худое, оливкового цвета лицо грека при последних словах Креза скривилось в презрительной гримасе, словно он услышал что-то непотребное. Окинув вельможу злым взглядом из-под огненно-рыжих бровей, Фанес обратился к царю с небрежной развязнностью воина, готового в любое время дня и ночи ринуться во главе своих соплеменников в кровавую битву, но не привычного к тонкостям придворного этикета.
- Владыка, не слушай Креза, впавшего в детство! Способен ли он дать дельный совет? Разве не он, погубивший собственное царство, погубил и отца твоего, допущенного в сонм небожителей великого Кира, посоветовал ему переправиться через многоводную реку и углубиться в чужие, неизведанные земли, отрезав себе этим все пути к отступлению? Затмение нашло в тот роковой час на разум отца твоего, иначе он не последовал бы совету, от которого за парасанг пахло предательством. А сейчас Крез хочет, чтобы ты вернул Псамметиху его царство, - вернул сейчас, когда фараон разбит тобой, а после того, как ты сам поведешь своих воинов в дельту Нила, и они, воодушевленные твоим присутствием, разобьют и разгонят жалкие отряды Амиртея, весь Нил будет твоим - от места, где он выходит на поверхность из мрачных глубин ада, до самого Верхнего моря. А ливийца Амиртея, родившегося на свет в овечьем загоне, мы бросим к твоим ногам связанного, беспомощного, чтобы ты попрал своей стопой его рабскую выю!
Крез даже не удостоил взглядом разгоряченного грека, закусившего удила. В глубине души он сам удивлялся собственной безмятежности. Физически ощущаемое спокойствие разлилось по всему его телу, словно он находился не рядом с вспыльчивым и необузданным Камбизом, а с его отцом всегда уравновешанным и хладнокровным Киром. Вельможа даже перестал испытывать неудобства от сидения на непривычном миндере.
- Позволь, владыка, ответить не знающему сомнений греку. Разве может рассуждать разумно тот, кто пьет неразбавленное вино... - не успел Крез произнести последние слова, как тут же пожалел об этом. Он совсем упустил из виду, что и Камбиз в последнее время часто прибегает к этому напитку. Но он вовремя исправил допущенную им оплошность - недаром среди других придворных Крез прослыл мудрым. - Пьет безо всякой меры! Разве его ум волновали когда-нибудь заботы о своей стране, и говорил ли он ночами с бессмертными богами? Владыка, ты хорошо знаешь, что не мог я советовать великому Киру вторгнуться в чужие пределы - мы уже достаточно далеко находились от границ Персиды, и даже ветер не мог донести до изнуренных воинов сладкий дым их родных очагов. И полноводных рек мы пересекли в том походе не одну и не две! Кто из присутствующих не знает ошибки великого Кира? Он оставил большую часть войска, а сам с немногочисленным отрядом, по сути разведывательным, переправился через бурную реку и углубился во враждебную территорию. Так удивительно ли, что бессмертные боги оставили его, и славный Кир был разбит?!
Крез перевел дух и также спокойно, ровным голосом, продолжал:
- Владыка, последуй моему доброму, идущему из глубины не знающего корысти сердца совету: возвращайся в Персиду! Разве судьба, уготованная мне богами, разве выпавший мне жребий не говорит в пользу моего совета? Ведь было время, когда ослепленный своим благополучием, я видел вокруг себя только покорность и повиновение своих подданных и менее могущественных соседей. И я решил, что все доступно моей воле и моим желаниям: ни один враг не угрожал моей утопающей в садах Лидии, верные союзники всегда были готовы прийти мне на помощь по первому моему зову, уверенные, что и я поспешу к ним в трудный для них час! Талантам [талант единица веса в античном мире; колебалась от двадцати до тридцати килограммов] золота и серебра в моих кладовых никто, даже я, не знал числа, - недаром отважные мореходы разнесли по всем странам и сделали обиходной поговорку "Богат, как Крез!" И возгордился я, владыка, взыграла во мне непомерная гордыня, а ведь всевидящие боги не любят, когда она поселяется в груди смертных, даже у избранных ими людей. И мне не пришлось ждать долго кары, да и не ждал я ее, уверенный в неизменном благоволении бессмертных богов... Не буду скрывать, владыка, и я метил на мидийский престол, мечтал присоединить к своей огромную державу Астиага, чьи рубежи омывали воды трех морей и Океана [в представлении древних греков Земля, имевшая форму боевого щита, со всех сторон омывалась рекой Океан], который вы, персы и мидяне, называете "Морем Вурукрта". Надеялся я в глубине сердца, что мне, своему союзнику, завещает он Мидию. Были на то причины, владыка, ты же знаешь: царица, любимая жена Астиага, мать матери Кира, была моей родной сестрой! И еще одно обстоятельство, самое существенное из всех, подогревало мои надежды, лелеемые долгие годы в моих чертогах в ожидании ухода в мир иной престарелого, обиженного богами Астиага: не было у мидийского царя сыновей-наследников...
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.