Кофейня в сердце Парижа - [23]

Она секунду помолчала. Боже, я был влюблен в ее язык. А затем добавила:

– На каждого автора есть свой читатель. Не дочитывай меня до конца, если поймешь, что я не твой автор…

И замолчала.

В моей голове пронеслись те слова: «Оставь меня недопитым напитком», – так, наверное, говорят те, кто хотят, чтобы их выпили до дна.

Чем сильнее она меня отговаривала от себя, тем сильнее уговаривала. Я воспринимал ее слова именно так.

– Так странно. Ты говоришь метафорами сейчас. А ведь раньше ты не читала книги…

Я на миг подумал, что она уснула.

– Я не читала людей, так как боялась в них утонуть.

Наконец мы научились разговаривать на одном языке.

– А теперь не боишься?

– А теперь я тону.

* * *

Что такое влюбленность? Это когда в мире становится одним идиотом больше больше ярких цветов. Когда замечаешь добрых людей, когда сам становишься добрым. Когда каждое утро просыпаешься, и первая мысль, которая приходит в голову – что ты проснулся не зря. Как много людей просыпаются зря… Когда ты смотришь на тот необыкновенной красоты источник влюбленности, пытаешься понять его механизм, думаешь о его свойстве. Когда твоя жизнь принадлежит не тебе одному, но и человеку, с которым ты ее разделяешь. Отдаешь часть себя, а в ответ получаешь больше. Влюбленность – это когда душа наизнанку. Когда изучаешь свое тело, заново его открываешь. Когда знакомишься со своей природой. «Вот он – я. Обаятельный и чертовски красивый». Я начинаю видеть себя ее глазами. Воспринимать себя так, как она меня воспринимает. Я становлюсь отражением ее глаз.

Я – есть больше. Я – есть сильнее. Я – есть лучше.

Я – есть.

Меня не было никогда. Точнее, я всегда был, но не замечал своего присутствия. Своей важности. Своего значения. Меня никто никогда не открывал, я никогда не открывался рядом с кем-то. Я жил и раньше, но жил так, словно я пустое место. Пустой звук. У меня не было никогда голоса, а вернее – его никто никогда не слышал.

Я всегда был один из миллионов. Таких же серых. Никто! А теперь, когда я провожу указательным пальцем по ее сонному лицу, то понимаю, что я один.

У этого слова есть и синоним – «единственный».

* * *

В кофейню вошел Париж. Человек, который по подобию Бога создал себя сам. Бездушный инструмент – гильотина, который лишает арфу музыки. Который сам никогда не звучал. А только слушал…

Человек в перчатках, как всегда, заказал себе стакан воды. Как и всегда, он не снимает перчатки. Он никогда не оставляет следов.

– Благодарю, – сухо ответил Париж официанту. И мне показалось, что тот испытывает какую-то тревогу, подходя к нему. Я скажу, не напрасно. Мы всегда чувствуем людей, которые на нас не похожи. Мы, как зайцы, чувствуем запах зверей. Я давно уже нахожусь в волчьей шкуре, но даже я каждый раз вздрагиваю при виде волка.

Дверь открылась, в кофейню вошла Роза. Она даже не взглянула на человека, который, не моргнув глазом, мог бы ее удушить. Она, как женщина, наверное, не почувствовала опасности. В любом случае, ей ничего не грозит.

Она заметила у себя на столике книгу, которую я для нее оставил открытой. Роза не знала, читая незнакомые строки, что в этой книге вся моя жизнь.

«Мы с тобой любовники», – повторяла она. А я думал о том, как небрежно звучит это слово. «Любившие, опьяненные, сумасшедшие, чувствующие, касающиеся, одурманенные, окрыленные…» и еще с десяток синонимов я мог подобрать к этому слову. Но она предпочитала – «любовники».

Возможно, она хотела быть больше, чем…

– Я нахожу твои волосы по всей квартире. Даже в тарелке с супом, уже в который раз я достаю твой темный волос.

Она улыбнулась.

– Наверное, было бы хуже, если бы ты их не находил. А супу это придает некой пикантности. Ты не находишь?

Я улыбнулся в ответ. Не знаю, о какой пикантности идет речь, но ее волосы я вытаскиваю из тарелки и кладу на скатерть.

– Может быть, что-то еще? – посмотрела на меня вопросительным взглядом.

– Ты прекрасна, – это слово было самым надежным оружием, после него она всегда готова была сдаться мне в плен.

– Спасибо. А ты бы не хотел, чтобы я подстригла волосы? Мне кажется, это бы меня освежило. Ты так не считаешь? – намотала локон на палец.

– Нет. Ты что! Твоя коса – это твое достоинство, твое преимущество, это – вся ты. Я даже представить себе не могу тебя другой. Это твоя женственность, твоя сексуальность, твой шарм.

Мне показалось, что ее удовлетворили мои слова, и она отбросила эту глупую затею.

– Значит, без волос я буду не та?

О, как я боялся этого вопроса. Вот в этом вся женщина. Ей нужно всегда докопаться до той истины, которую она придумала себе сама. По ее мнению, каждое мое слово несет в себе двойной смысл, и она, как девушка образованная, неглупая, обязана найти этот смысл и мне его озвучить. Мои слова всегда несут двойную мораль, и ее немедленно нужно отыскать.

– Да, именно так, – сказал я спокойно, но с каплей снисходительности в голосе.

– Выходит, если бы я остригла свои волосы, то в твоих глазах утратила бы свою женственность и красоту, верно?

Я покачал головой, но ее было уже не остановить.

– Ты бы потерял ко мне весь интерес… Получается, что тебе важна не я, не то, что у меня внутри, а всего лишь мои волосы?