Кофе на утреннем небе - [3]

Шрифт
Интервал

Надо было тоже идти домой, но не хотелось. Улица оказалась тем самым местом, где сейчас было свободно, спокойно и тепло. А дома, на цыпочках, надо будет искать парковку своей заднице и засыпать подворчание жены. Я ненавижу ходить на цыпочках в своём доме, где каждый шорох режет сознание, будто кусок штукатурки отваливается от твоего личного «я». И вот уже как скелет, неслышно восставший из могилы ночи, ты должен сделать все свои дела в потемках, чтобы залечь обратно. Она отвернётся от меня как обычно, я постараюсь обнять жену сзади и буду нести чушь. Я не любил, когда она не понимала меня, мне не хотелось объяснять ей, почему я так долго ехал к дому, это было бы пустой тратой времени, хотя начинал мысленно делать это, как правило, поднимаясь наверх в лифте. Я смотрел на себя, на лице выступило чувство вины. «У вас усталый вид, – читал я в отражении. – Я знаю, вы не виноваты. Счастливчик?» «Был таким, чего о нём, о виде, – старался я улыбнуться своему отражению, – теперь не скажешь, вряд ли где-нибудь когда-нибудь кто-либо сможет искренней меня его любить».

Места рядом с парадной не нашёл, припарковался напротив дома, через дорогу. Открыв дверь, я вышел из машины, щёлкнул сигнализацией. За гендерными пришла пора политических мыслей: по сути, строй наш так и остался рабовладельческим, сотканный из наживы и похоти, промышленности и женщин. «Ты сексуальная машина, – снова я вспомнил жену. – Будь я механиком, поменяла бы кое-какие запчасти». Не принял я ещё один её вызов. Пешеходный переход твердил постоянно, что он разрешён и буквально тут же – что завершён. Он чирикал высоким голосом в ночи, водрузив свой триколор над небольшим островным государством пешеходов, было немного не по себе, не знаю, что меня мучило. Видимо, недомогание того, что я не домог чего-то сегодня или в этой жизни в целом. Переход из молодости во взрослую только что был разрешён, а теперь уже завершён. Я как будто бы не успел. И вот уже я взрослый мужик, сижу с бутылкой пива на скамье абсолютно один. Вместо солнца – фонарь. Смотрю на поплавок своего смысла жизни, а тот не шелохнётся, сколько не прикармливай золотую рыбку. Даже плотва, и та не берёт. А жаль, вобла сейчас не помешала бы. И дело не в наживке, нажито не мало, вполне достаточно для достойной молодости своих потомков. Говоря о своей старости, я внимательно посмотрел на землю, там одинокий ночной муравей метался в поисках между пивных пробок и хабариков. «Как я тебя понимаю, и то и другое бросить одновременно трудно». Я бросил курить и начал пить. Не в глобальном смысле, в сиюминутном. Затушил сигарету и достал ещё бутылку пива.

Марина вернулась домой, в голове навязчиво крутилась мысль «Когда ты придёшь?», которую она отпустила куда подальше после второго непринятого вызова, в ногах кот: «Согласна, тебя он любит больше, но тебя нет ещё». «Я тебя ждать не стала», – в желудке Марины угомонился шницель. В стол воткнула бокал, наполовину пустой: «Ты можешь назвать меня пессимисткой, но в бокале винцо, а не простая водица». Села за комп, как за стену, за которой ей было хорошо, за которой она могла спокойно вздохнуть, почесать клавиатуре лобок, подразнив этим самым прохожих личной страницы. «Знаешь, как бы я тебя назвала – уют», – ей было неуютно без мужа. – «Надеюсь, что ты помнишь, мы собирались на дачу к опятам в эти выходные», – она встала и прошлась по гостиной.

Она уткнулась в стекло ночи, лоб почувствовал прохладу окна, которая, судя по всему, собиралась провести с ней остаток вечера. В руке телефон, в ушах тяжёлые серьги долгих гудков. Это ли не повод сварить себе чай. Чай был скучен, однообразен, печенен, фарфорен.

* * *

– Где ты был?

«Где ты был, где ты был, где ты был, CD твоих вопросительных глаз крутят одну и ту же песню, ты хочешь контролировать мой ускользающий шаг, каждый из которых даже мне не известен. Зачем тебе это? Ты забросила ради этого свою жизнь, посмотри, она загибается без внимания, не только тебе одиноко», – молча глядел я на свою жену. Она была в своём репертуаре, в своём гардеробе. Единственное, что нас сейчас сближало – она тоже была немного не в себе.

– Где ты был?

«Дай мне выйти из пальто, покинуть обувь, штаны, влить в себя кухонную теплоту, вместе с чаем, раз нет твоей, а потом выспрашивай».

– Где ты был? – в третий раз солировала моя законная супруга.

«Там, где меня уже пустота, полное отсутствие. Где я был? С кем я был? С кем-то из проходивших людей, с городом, с небом, с улицей, с пивом, если ты настаиваешь, я тебе расскажу, только сделай потише музыку своей занудной пластинки», – вспомнил тот самый диск, который вставляют в нижнюю губу африканским женщинам племени Мурси. Пусть даже этот диск уже платиновый, и сделан миллион тиражей. Поставь на предохранитель свой контрольный выстрел, я вижу, что ты здесь безумствовала одна. Некоторые безумствуют когда одни, чтобы продолжить это вдвоём, нервно и тускло. Неужели мы тоже из таких?

– Можешь не отвечать. Мог бы и не приходить, – махнула на меня рукой жена.

– Мог бы, но у меня проблема. К кому я ещё могу обратиться с ней, как не к тебе?


Еще от автора Ринат Рифович Валиуллин
Где валяются поцелуи

Если вы никогда не были в стране, где валяются поцелуи, то можно получить визу или даже вид на жительство, просто скинув маски, как это сделали герои одной венецианской истории.


Состояние – Питер

В Питер стекались те, у кого с удачей была напряженка. Им казалось, что приехать сюда стоило только ради того, чтобы тебе фартило всю оставшуюся жизнь. Они еще не знали, что совсем скоро Питер проникнет в их дом, в их постель, он будет все время рядом; куда бы они ни уезжали от этого города, он будет сидеть у них под кожей, как у героев этой истории, где отношения на завтрак, обед и ужин не только со вкусом белых ночей, но и с привкусом серых будней.


Привязанность

«Привязанность» – я вязал этот роман несколько лет (часть книги даже выходила в свет отдельным изданием), то откладывая текст, считая его законченным, то возвращаясь к нему вновь, будто что-то забыл. Сказать. Важное. Слишком глубока тема, слишком знакома каждому из нас, слишком близка, слишком болезненна. Речь не только о привязанности одного человека к другому, к тем, кто нас любит, но еще сильнее – к тем, кто недолюбливает, к деньгам, к вещам, к гаджетам, к месту, к Родине, к привычкам, к дому, к друзьям нашим меньшим, к обществу, к болезням, к работе, к обстоятельствам, к личному, безличному и наличному.


Кулинарная книга

В этой «Кулинарной книге» вы не найдете способов приготовления любимых блюд. Только рецепты отношений между мужчиной и женщиной. Насыщенные солью любви, сладостью плоти и специями души, они придают неповторимый вкус этим блюдам. Приятно удивляет их подача и сервировка. Роман придется по душе всем, кто любит вкусно почитать.


Легкомыслие

Легко ли сыграть роль любовницы на театральной сцене, если репетировать ее придется в личной жизни? И стоит ли так драматизировать, когда на кону мечта, а спектакль на каких-то пару актов? Новый роман Рината Валиуллина – своеобразная матрешка, где одна история скрывается в другой, одна тема порождает множество, задевает за живое многих – роковых или легкомысленных, многообещающих или пустых. Смешивая настолько разные ингредиенты в одном блюде: природу любви и муки творчества, испанскую корриду и закулисную возню, грусть психоанализа и радость любопытства, – автор лукаво подает его под названием «Легкомыслие».


В каждом молчании своя истерика

Она сидела перед ним, перелистывая свои бесконечные ноги, а он, еще ни разу не читавший таких интересных книг, не знал, с какой страницы начался этот роман. Роман, в котором дружба, выдержанная годами в сосуде взаимопонимания, медленно оплеталась гибкой лозой любви до тех пор, пока стекло не треснуло, и изнутри не брызнула горячая кровь мести и ненависти.


Рекомендуем почитать
Женщина, не склонная к авантюрам

Наталия Хабарова — родилась в г. Караганде (Казахстан). После окончания Уральского госуниверситета работала в газете «На смену», затем в Свердловской государственной телерадиокомпании — в настоящее время шеф-редактор службы информации радио. Рассказ «Женщина, не склонная к авантюрам» — ее дебют в художественной прозе.


Колдун

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранное

В книгу включены избранные повести и рассказы современного румынского прозаика, опубликованные за последние тридцать лет: «Белый дождь», «Оборотень», «Повозка с яблоками», «Скорбно Анастасия шла», «Моря под пустынями» и др. Писатель рассказывает об отдельных человеческих судьбах, в которых отразились переломные моменты в жизни Румынии: конец второй мировой войны, выход из гитлеровской коалиции, становление нового социального строя.


Человек из тридцать девятого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Солнце сквозь пальцы

Шестнадцатилетнего Дарио считают трудным подростком. У него не ладятся отношения с матерью, а в школе учительница открыто называет его «уродом». В наказание за мелкое хулиганство юношу отправляют на социальную работу: теперь он должен помогать Энди, который испытывает трудности с речью и передвижением. Дарио практически с самого начала видит в своем подопечном обычного мальчишку и прекрасно понимает его мысли и чувства, которые не так уж отличаются от его собственных. И чтобы в них разобраться, Дарио увозит Энди к морю.


Мастерская дьявола

«Мастерская дьявола» — гротескная фантасмагория, черный юмор на грани возможного. Жители чешского Терезина, где во время Второй мировой войны находился фашистский концлагерь, превращают его в музей Холокоста, чтобы сохранить память о замученных здесь людях и возродить свой заброшенный город. Однако благородная идея незаметно оборачивается многомиллионным бизнесом, в котором нет места этическим нормам. Где же грань между памятью о преступлениях против человечности и созданием бренда на костях жертв?