Кое-что получше - [9]
Думаю, Борщевский уже тогда отдавал себе во всем этом отчет. Он никогда не относился к рок-музыкальным студиям слишком серьезно и, как только сформировалась необходимость, немедленно и безболезненно ушел из группы, чтобы жить нормальной жизнью классического музыканта. На сей счет я был с ним абсолютно солидарен, с тем только отличием, что он играл на клавишах и струнах, а я — на словах.
Слишком серьезно, гораздо серьезнее всех остальных, относился к рок-музыке барабанщик Женька. Он сделал на нее поистине роковую ставку. Он был настоящим фанатиком рока (и вроде бы остается таковым по сей день) и всегда напоминал мне героя кинофильма «Благослови детей и зверей» — нервного, издерганного, идеалистически приверженного понятию справедливости подростка в полевой каске отца, погибшего во Вьетнаме.
Женькина скованность, совершенно не допустимая в барабанном деле, на первых порах достигала откровенно трагикомических масштабов. Помню, как на одном из первых концертов в столовой родного Женькиного городка неподалеку от Свердловска он простукивал в антракте на коленях самую сложную партию и отказывался выйти на «сцену», потому что она у него вдруг перестала получаться. Уговаривали его хором, как ребенка. Вышел, начал стучать и, когда дошел до каверзного места — сбился, досадно, позорно, развалив жесткую ритмическую конструкцию вещи. А надо сказать, подобной жесткостью отличались все, даже самые «импровизационные» композиции «Трека». Женька выколачивал из себя фатальную скованность изнурительными упражнениями. В какой-то степени это ему удалось, но другого, более верного и легкою пути он, по-моему, так и не сумел нащупать. Да и невозможно было следовать по нему, находясь в каменном круге «Трека», в пределах которого окаменела сама стихия рок-н-ролла.
С трудом втискивал себя в это сооружение и гитарист Миха, непревзойденный мастер продуманной импровизации, преданный поклонник и знаток музыки «Битлз», вообще — душа общества, необыкновенно мягкий и добрый человек.
С ним связана забавная ситуация, которая уже в первый месяц нашего знакомства показала мне, с каким коллективом я связался. В то время Шурику случилось переезжать на новую квартиру. И все мы, друзья- товарищи, по его просьбе целый день принимали участие в этом переезде в качестве грузчиков. Наконец, когда тяготы переезда были уже позади, возникла новая просьба — что-то такое надо было перетаскать на даче у Шуриковой мамы, милейшей, кстати сказать, мамы милейшего сына.
И вот, если память мне не изменяет, на эту просьбу откликнулись все, кроме Михи. Вскоре я убедился, что даром такие поступки в дружном ансамбле Шурика и его друзей не проходят. Состоялось собрание музыкантского коллектива, более напоминавшего мне в те часы бригаду коммунистического труда, потеющую в борьбе за свой переходящим вымпел. Миху как следует пропесочили и припугнули отлучением, инкриминировав ему деяние, названное каким-то противным словечком (вроде «проскальзывания» или «отслаивания»), которое я, к счастью, забыл. Миха покаялся и дал честное пионерское слово в том, что «такое больше не повторится». Странный и чужой для меня «монастырь», причудливо сочетавший в своих недрах приверженность малохудожественным формам свободного мира и самый дремучий совок, который впоследствии эта, в остальном симпатичная, братия выдавливала из себя во капле.
Шурика я начал рисовать прямо какими-то кровавыми мазками. И чтобы он не показался тем, кем на самом деле никогда не был, добавлю кое-что поважнее. Первая же наша с ним беседа весьма походила на экзамен. Мы шли по старым екатеринбургским улочкам и проверяли друг друга «на вшивость». Называлось имя композитора, в как бы открывались шлюзы: лились потоки названий, впечатлений, соображений. Скажем, Моцарт. И пошло-поехало. 39-я, 40-я, 41-я. «Маленькая ночная серенада», ранние симфонии. А «Пражская»? А «Гаагская»? А «Волшебная флейта», «Реквием», «Дон Жуан»? Нет, а «Похищение из сераля»? Ойген Йохум, Фишер-Дискау, Рудольф Баршай, Лев Маркиз… А «Кози фан тутти»? А «Идоменей, царь Критский»?
Мы обсудили наследие и значение Баха, Гайдна, Бетховена, Алессандро и Доменико Скарлатти, Луи и Франсуа Куперена. Рассмотрели исполнительскую манеру Ванды Ландовской и Ральфа Киркпатрика, Сергея Рахманинова и Артура Рубинштейна. Расписались в нежных чувствах к Россини, Беллини, Доницетти, Верди, Пуччини, Леонкавалло и Масканьи. Особо выделили Вивальди, Перголези, Чимароза, Локателли, Глюка и Генделя. Не забыли Бизе, Массне и Мендельсона с Вольфом. Почтили Вагнера, Вебера, Гуно и Мейербера. Поцокали языками относительно Дебюсси, Равеля, Оннегера, Пуленка и Хиндемита. Вознесли Дворжака и Сен-Санса. Простерлись ниц пред Малером, Сибелиусом и Чайковским. Замолвили словечко о Крейслере, Рихарде Штраусе и Шопене. Помянули Шумана, Шуберта и Листа. Добрались до Стравинского, Прокофьева и Шостаковича. Но нельзя же было умолчать и о Шёнберге, Веберне, Гершвине, Айвзе!
В какой-то момент я произнес сакраментальное четверостишие, ставящее «превыше всех хвалений» Георга Фридриха Телемана, мы вспомнили о том, что забыли Рамо, Гайнриха Шютца и Клаудио Монтеверди — и все началось сначала.
Игра Застырца в одну из самых любимых комедий Шекспира представляет собой загадку. Что это? Глубокомысленная декларация вечных ценностей или циничная шутка? Кто мы? Грешные проходимцы, которых для смеха нарядили в роскошные одеяния и развлекают сценическим зрелищем? Или лорды и леди, вдруг пробудившиеся от сновидения, в котором были бродягами и женщинами легкого поведения?
«Буря» – одна из самых удивительных пост-шекспировских пьес Застырца. В ней всего два действующих лица, которые изображают всех прочих известных по сказке Шекспира персонажей: мужчина, одержимый бурей воображаемых коллизий, и женщина, старательно подыгрывающая мужчине из любви и жалости к нему.
Комедия ужаса «Макбеты» (именно так, во множественном числе!) вылеплена Застырцем в качестве вызывающего трансформера, в котором исторический материал сливается с современными реалиями. И знаменитая трагедия превращается в гомерическую, отчаянную, залитую кровью комедию, представляющую на сцене в полный рост уже не власть, а человеческую глупость, ныне здравствующий идиотизм грандиозного, глобального, максимально возможного в истории масштаба.
«Самое простое и самое ошибочное – принять эту вещь за бурлеск, шутку, капустник. Хотя она – и бурлеск, и шутка, и капустник. Но еще – и отчаянная попытка вырваться за пределы русского Шекспира, так мало имеющего отношения к Шекспиру настоящему. Попытка тем более значительная, что удачная и что других пока нет.По духу этот «Гамлет» ближе к шекспировскому, чем пастернаковский и любой другой, известный на родном нашем языке»Петр ВАЙЛЬ (Новое литературное обозрение, №35 (1/1999)
Старые актеры, волей смертельного недуга очутившиеся в загадочном предбаннике вечности, разыгрывают по памяти комедию Шекспира и в этой игре забывают обо всем – о старости, боли, смерти, об отчаянной безысходности земного существования, о своей несчастной актерской судьбе. Весь мир театр и люди в нем актеры? Верно. Но для этого «Сна» верно и обратное: театр – это целый мир, в котором актеры превращаются в своих персонажей, играючи достигая невозможного – молодости, здоровья, любви, бессмертия…
Первая книга о приключениях юного галагарского царевича — слепорожденного Ур Фты и его верных боевых товарищей — крылатого Кин Лакка, могучего Нодаля, загадочного Трацара. Классическая фэнтези, реконструкция эпоса, рожденного чужим миром со всеми его реалиями — материальными, ментальными, языковыми и этическими. Интересна, прежде всего, тем, что освоение чуждого мира решается на уровне языка — как переводческая задача. Главы из романа опубликованы в 1994 г. в журнале «Уральский Следопыт».
Антон Иванович Деникин — одна из важнейших и колоритных фигур отечественной истории. Отмеченный ярким полководческим талантом, он прожил нелегкую, полную драматизма жизнь, в которой отразилась сложная и противоречивая действительность России конца XIX и первой половины XX века. Его военная карьера повенчана с такими глобальными событиями, как Русско-японская, Первая мировая и Гражданская войны. Он изведал громкую славу побед и горечь поражений, тяготы эмиграции, скитаний за рубежом. В годы Второй мировой войны гитлеровцы склоняли генерала к сотрудничеству, но он ответил решительным отказом, ибо всю жизнь служил только России.Издание второе, дополненное и переработанное.Издательство и автор благодарят Государственный архив Российской Федерации за предоставленные к изданию фотоматериалы.Составитель фотоиллюстративного ряда Лидия Ивановна Петрушева.
Супруга самого молодого миллиардера в мире Марка Цукерберга – Присцилла Чан – наверняка может считаться одной из самых удачливых девушек в мире. Глядя на совместные фото пары, многие задаются вопросом: что же такого нашел Марк в своей институтской подруге? Но их союз еще раз доказывает, что доброта, участливость, внимание к окружающим и, главное, безоговорочная вера в своего мужчину куда ценнее растиражированной ненатуральной красоты. Чем же так привлекательна Присцилла Чан и почему все, кто знакомится с этой удивительной девушкой, непременно немного влюбляются в нее?
В этой книге историю своей исключительной жизни рассказывает легендарный Томи Лапид – популярнейший израильский журналист, драматург, телеведущий, руководитель крупнейшей газеты и Гостелерадио, министр юстиции, вице-премьер, лидер политической партии… Муж, отец и друг… В этой книге – его голос, его характер и его дух. Но написал ее сын Томи – Яир, сам известный журналист и телеведущий.Это очень личная история человека, спасшегося от Холокоста, обретшего новую родину и прожившего выдающуюся жизнь, и одновременно история становления Государства Израиль, свидетелем и самым активным участником которой был Томи Лапид.
Президентские выборы в Соединенных Штатах Америки всегда вызывают интерес. Но никогда результат не был столь ошеломительным. И весь мир пытается понять, что за человек сорок пятый президент Дональд Трамп?Трамп – символ перемен к лучшему для множества американцев, впавших в тоску и утративших надежду. А для всего мира его избрание – симптом кардинальных перемен в политической жизни Запада. Но чего от него ожидать? В новой книге Леонида Млечина – описание жизни и политический портрет нового хозяина Белого дома на фоне всей истории американского президентства.У Трампа руки развязаны.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.