Кое-что о Билли - [23]

Воскресенье, 6 февраля

11.00. Дома

Наверное, этому есть какое-нибудь простое медицинское объяснение, но в данный момент я никак не могу уразуметь, каким образом сочетание хорошей дозы «Будвайзера» с одной-единственной зуботычиной может вызывать такую боль во всем теле. Я не без страха заглянул с утра в зеркало и понял, что по крайней мере мой нос не свернут на сторону. Хотя сказать, что видок у меня нормальный, было бы некоторым преувеличением.

11.30. Дома

Мне только что позвонили прямо с кромки поля, на котором я, по идее, должен был играть как раз в данный момент. Профильтровав поток матерщины, я выцедил из него зерно информации: ребятам не хватает двух человек в составе, и виноват во всем, разумеется, я. По-моему, если учесть то, что я не явился на игру в первый раз за последние два сезона, проторчав при этом большую часть матчей на скамье запасных, и к тому же единственное, что у меня есть общего с Дэвидом Бекхэмом, так это место рождения — оба мы из Хартфордшира, — могу предположить, что всю эту ругань излили на меня лишь потому, что мой телефон оказался единственным, где в этот момент сняли трубку. Ничего не скажешь, достойное продолжение вчерашнего вечера.

Не могу даже заставить себя оторвать зад от стула и сходить за газетами. Во-первых, не хочу я никого видеть, и потом, не желаю я читать ни единой строчки об этом долбаном футболе. Буду сидеть себе дома и обдумывать свое житье-бытье, стараясь понять, какого хрена я оказался в такой заднице. Билли Эллис, двадцать, блин, девять лет, холостяк, мудак, унылый тип, и к тому же с расквашенным носом. Твою мать… интересно, а чью мать? (Прошу прощения за каламбур. Твою мать.)

11.50. Дома.

Уже было подумал о том, чтобы завтра позвонить на работу и сказать, что беру отгул по состоянию здоровья, но ведь тогда у этих ублюдков будет только больше времени, чтобы подготовиться к ритуальному принесению меня в жертву. Нет уж, лучше выдержать завтра с утра первый натиск, а там, глядишь, и придумаем что-нибудь в качестве контратаки.

15.00. Дома

Только что вернулся домой после небольшой прогулки, превратившейся, не могу сказать иначе, в очередной фарс. Я заставил себя наконец выбраться за газетами, но надо же было такому случиться, что в магазинчике, куда я обычно заглядываю за прессой, мне на глаза попался выставленный на самом видном месте журнальчик, который я бы определил как «мягкoe порно с женщинами за сорок». Учитывая последние события, не говоря уж о простой любознательности, я просто не мог не купить его. Тем не менее мне пришло в голову, что не следует делать это там, где я бываю чуть ли не каждый день. Только не хватало, чтобы обо мне поползли липшие слухи. Мне показалось разумным сесть в машину и смотаться куда-нибудь на другой конец нашего городишки, чтобы там, где меня никто не знает, заглянуть в подходящий киоск. Твою мать, сколько же, оказывается, женщин работает продавщицами газет по воскресеньям! Им что, больше делать не хрен? Я намотал чуть ли не двадцать миль, пока смог купить экземпляр журнала под названием «Forty & Fab» в магазинчике, где оказался продавец-мужчина. Впрочем, даже его рожа показалась мне смутно знакомой, но к тому моменту мне уже было на все наплевать. Учитывая мое везение, он вполне может оказаться родным дядей Майка или кем-то еще в этом роде. Хотя Майк, в отличие от этого хрыча, вовсе не пакистанец и живет в Риксмэнворте, а не в Энфилде, и тем не менее…

Ё-моё, почему я каждый раз так мучаюсь, покупая порнуху? В конце концов, мне нечего стыдиться. Во-первых, интерес к сексу только свидетельствует о моем здоровье, да и любознательность нельзя сбрасывать со счетов. Я уж не говорю о том, что на чаше весов лежит, возможно, моя будущая интимная жизнь.

Само собой, на обратном пути любопытство разобрало меня, и, забыв про осторожность, я не стал терпеть до дома, чтобы оценить приобретенный журнальчик. Поскольку в машине я был один, то смело сорвал с него пластиковый конверт. Фотография женщины на обложке показалась мне вполне достойной, и, когда машина увязла в плотном потоке перед целой цепочкой светофоров, я спокойно положил журнал себе на колени, чтобы наскоро перелистать его во время остановок и посмотреть, кто — или что — содержится внутри. И вот, увлеченно пялясь на целые гектары обнаженной плоти, я обнаруживаю, что между моей тачкой и тротуаром объявился велосипедист. Учитывая мое везение, можно было не сомневаться, что это окажется, конечно, не просто какой-то велосипедист неопределенного пола, а самая натуральная велосипедистка. Ее стальной взгляд — несомненно, закаленный долгими годами сексуальной неудовлетворенности, феминистскими идеями и мужененавистническими мыльными операми, — несколько раз выразительно перешел с раскрытых страниц «Forty & Fab» на мою физиономию и обратно. В течение нескольких секунд выражение праведного гнева на ее роже сменилось омерзением, а затем эта стерва начала орать во всю глотку, проклиная не только меня, но и весь род мужской, начиная с какого-то там далекого колена. Мне оставалось только вжаться поглубже в сиденье и отчаянно молиться, чтобы светофоры поскорее переключились на зеленый, однако я прекрасно знал, что именно на этом участке дороги особенности движения таковы, что я рискую остаться здесь навсегда. Единственным человеком, с лица которого за все это время не сошла улыбка, была Мэри из Белфаста. Ей было абсолютно наплевать, что она сидит себе совершенно голая, растопырив ноги, в машине на шоссе А41 на подъезде к Уотфорду. Везет же дурам.