Кодекс смерти - [58]

Послышался какой-то шум, голову Фредрика словно овеяло сквозняком, он услышал глухой стук, и на него, хрипя, обрушился сверху хозяин гостиницы.

Каким-то чудом он не потерял сознания. Должно быть, под тяжестью туши Гаррофоли сломанное ребро окончательно распороло легкое, и все же он не потерял сознания.

Выбравшись из-под казавшегося безжизненным тела, он посветил фонариком. Лицо Гаррофоли представляло собой сплошную окровавленную опухоль. Нос смят, верхняя губа разбита, сквозь разорванную правую щеку торчала верхняя скула. Тяжело дыша, Фредрик посветил вверх вдоль лестничной клетки. Десятая ступенька привела в действие страшный механизм: на конце железной цепи качался огромный железный шар. Это он ударил Гаррофоли по лицу.

Фредрик пощупал пульс хозяина гостиницы. Жив… Посветил вниз. Еще несколько ступенек, дальше — площадка. С великим трудом он стащил туда Гаррофоли. После чего стал осматриваться кругом.

Он находился в квадратном помещении. В одной стене — ниша, в нише — глиняный горшок. Фредрик взял горшок, перевернул вверх дном. На пол упало что-то вроде мутовки. Приглядевшись, он обнаружил, что это вовсе не мутовка, а кости. Маленькая человеческая кисть. Детская рука… Он не стал ее трогать, продолжал исследовать помещение.

Увидел деревянную дверь, как будто не очень толстую. Отодвинув задвижку, нажал плечом. Дверь отворилась, жутко скрипя ржавыми петлями. За дверью было помещение побольше, из него в разные стороны вели куда-то два коридора.

Фредрик постоял, соображая, как быть дальше. Прислушался. Тихо. Вернулся к бесчувственному телу Гаррофоли, оттащил его от лестницы и прислонил к стене в полусидящем положении. Опустился на колени возле бедняги и еще раз осмотрел лицо. Здорово ему досталось… Но хозяин гостиницы еще дышал. Выживет?.. Он расстегнул ему воротник и аккуратно положил его на бок. Больше он ничем не мог ему помочь. Фредрик сам еле держался на ногах, пот лил градом, в ушах шумело, губы пересохли и потрескались, в груди сипело и булькало, во рту то и дело чувствовался противный сладкий вкус. Он наклонился и опустил лоб на грудь Гаррофоли, собираясь с силами, чтобы встать.

Внезапно за спиной у него возник какой-то звук.

Он не успел толком повернуться, увидел только чей-то силуэт, и тут же в глазах Фредрика вспыхнул фейерверк, сменившийся густым мраком.

За Эмпедоклом идут полукругом семь юных хористов в коричневых туниках, с факелами в руках, дальше следуют, наклонив голову, монахи в черных рясах, с натянутыми на лоб капюшонами, они напевают монотонную мелодию. За ними идут Одетые в Белое Четыре Грации, красивейшие из красивых, глухонемые, каждая держит в руках силот. Эмпедокл разбрызгивает кругом красную жидкость из кувшина, подходит к алтарю, надевает на голову украшенную полумесяцем митру и, взяв ритуальный меч, чертит в воздухе магические фигуры. Ангелы сфер исполняют в воздухе невидимый танец. В Гармониум вводят осужденного. Ему надлежит пронести через зал двух ядовитых змей с разверстыми пастями и опустить их в тигель с расплавленным золотом. Затем, когда прочие удалятся, Одетые в Белое ударяют по струнам своих инструментов.

Финиковый соус, подумал Фредрик Дрюм. Нашпигованная чесноком баранина с финиковым соусом. Только эти слова вертелись в голове несколько секунд или минут, прежде чем он пришел в сознание.

Он лежал с закрытыми глазами, и в уме рождались другие слова, другие представления. Почувствовал, что задыхается, горло заполнила слизь. Ощутил боль.

— Он двигается.

— Синьор прошел по Забытым Коридорам.

— Его ждет последний танец.

— Дорогой, окажем ему помощь. Наше небо — Небо Света.

— Он мог все испортить.

— Пусть судит брат Эмпедесий.

— Заткнись, бестолочь.

— Я схожу за своим мужем.

— Молчи, скоро все будет кончено.

Фредрик слышал голоса. Мужской, который говорил на ломаном итальянском. Женский — тихий, испуганный, мягкий, умоляющий. Он знал, кто говорит. Ему бы только выплыть на поверхность, тогда…

Он открыл глаза. В воздухе перед ним плясали тени, предметы, духи, чудовища. От болей в голове, груди, спине, шее сжимался желудок, его тошнило, что-то текло изо рта. Он подавился и закашлялся.

Комната… Он напряг зрение. Различил стены с латинскими и греческими письменами, ниши, полки с чучелами животных, сов, летучих мышей, ибисов, со скарабеями и самыми различными священными предметами. В конце комнаты — небольшое возвышение, кровать, стулья, горящие факелы в глиняных кувшинах, скульптуры, изображающие кентавров, сатиров и сфинксов. На подобии алтаря лежала позолоченная мумия, рядом с ней стояли пятисвечные канделябры. Над алтарем висел поддерживаемый двумя змеями огромный гонг. Посреди пола стояла конторка, накрытая материей, расшитой иероглифами. Еще он рассмотрел хрустальную корону, две треноги и три стула вроде тех, которые стояли у Ноттингемского шерифа в фильмах о Робине Гуде. Кругом горело множество малых и больших свечей.

Три стула — три человека.

Андреа Гаррофоли, худая, бледная, серьезная.

Джианна Умбро. Сестра. Красивая, словно эфирное создание. Темно-карие глаза ее горели внутренним огнем, правая рука покоилась на плече человека, сидящего между двумя женщинами. В левой руке она держала инструмент. Силот.