Кодекс имиджмейкера - [24]

В словах Артема Вагаршаковича был резон. Профатилов подхватил нового кандидата, закрепил за ним фотографа Анатолия Лазебного и строго настрого предупредил обоих:

– Без моего разрешения даже пукнуть не сметь! Понятно?

– Так точно! – дурашливо вытянулся во фронт и щелкнул каблуками Анатолий. Нависая над Профатиловым скалой, он таращил глаза мимо начальника, в потолок.

– Посерьезней, Анатолий Сергеевич, посерьезней, – осадил Лазебного Михаил Иосифович. – Дело-то важное.

– А раз дело важняк, почему тогда его мне поручают, а не папе?

Папа Анатолия – Сергей Иванович Лазебный, заслуженный адвокат России – человек известный и уважаемый в мире адвокатуры, нес тяжкое бремя юридического сопровождения избирательной кампании Кутового. Много лет назад, на заре перестройки, когда в спорах хозяйствующих субъектов чаще обращались к бандюкам, чем к адвокатам, а самым весомым аргументом был автомат, безработный Лазебный выживал, работая на избирательных кампаниях с Профатиловым. Теперь все кардинально изменилось, и Сергей Иванович оброс состоятельной клиентурой, как старый пароход ракушками, но время от времени выезжал на кампании. Тем более, что у Профатилова работал фотографом его сын. Василий давно вырос из ребенка в жеребенка – хлопчик под два метра ростом, косая сажень в плечах да грива волос по пояс. Закончив юрфак по настоянию отца, он торжественно вручил красный диплом Сергею Ивановичу со словами «это тебе, папа» и ушел в море матросом. Работал поваром, фотомоделью, ловцом змей и лесорубом. И вот уже несколько лет, как увлекся фотографией. В свои неполные тридцать лет Лазебный-младший имел за плечами биографию. Но папа считал, что за сынишкой все еще необходимо приглядывать.

– А потому Толя, что папа у тебя не двужильный. Помочь бы надо отцу, по-родственному, как юриспрудент юриспруденту.

Лазебный-младший в ответ только покрутил ус а ля Пикассо.

Следом за Мудяном Кутовому доложились директор редакционно-издателькоского комплекса Повертайло и председатель колхоза Явлунько.

– Григорий Михайлович, тебе-то зачем эти выборы? – выговаривал Иван Иванович, стараясь поймать взгляд председателя. Тот немного косил и был похож на зайца-переростка, особенно когда открывал рот с длинными передними резцами.

– Ты же не победишь, Михалыч.

– Да я и не собираюсь.

– Михалыч, ты со своим колхозом нам все социологию портишь – проценты крадешь. Может, задвинешься назад, пока не началось, а?

– Я не могу, меня люди просят.

– Какие люди?

– Колхознички мои, вот…

Григорий Михайлович не пропускал ни одной избирательной кампании, выдвигаясь всегда и везде. Явлунько давно сообразил, что к удостоверению кандидата прилагается повышенное внимание прессы и властей, и, под шум баталии, как говорится, можно решить множество вопросов. Цель – ничто, процесс – все.

Глядя сразу в ухо Кутовому и в пупок Профатилову, председатель виновато отвечал:

– Не проси, Иван Иванович, не могу, друг, прости.

С Повертайло мэр даже не стал разговаривать. Лишь тот шагнул за порог со своей вестью, как Кутовой заорал:

– На хуй! Чтобы сейчас же снялся с выборов и мне доложил! Козья морда! Я тебя пою, кормлю, денег на твои сраные газетенку и телевидение не жалею. А ты? Вот она, благодарность?

На козью морду Повертайло, похоже, обиделся. Позволил себе возроптать:

– Ну, деньги, положим, Иван Иванович не ваши. Мне их Дума в бюджет закладывает.

От такой дерзости мэр запнулся и, наливаясь гневом, побагровел.

– Ах, «положим», значит. Да я тебе так… положу.

Кутовой поглядел на советника, вспоминая, что тот говорил ему о правильном произношении этого глагола.

– То есть покладу… Вернее, я тебе такой… с прибором – мало не покажется!

Когда дверь за редактором закрылась, мэр обернулся к Профатилову.

– И что ты, Михаил Иосифович, глядя на все это, скажешь?

– А что тут говорить? – пожал плечами советник. – Саботаж и предательство.

– Да уж, выгрел я на своей груди серпентарий.

– Мы же предполагали, Иван Иванович, что события будут развиваться подобным образом, а эти люди – выдвигаться кандидатами. Разве вы не помните моих докладных записок?

– Помню я все, только поверить не могу. Ничего-ничего, я этих гаденышей собственными руками… – и мэр жахнул кулачищем по столу.

Миф определяет сознание

Будем подавлять в себе скверные мысли, чтобы не дойти до скверных дел.

NN

Стремительно накатывал Новый год. На прилавках заискрилась вздорная мишура, перемигиваясь с электрическими гирляндами. Из витрин радостно глядели Деды Морозы размеров от Мальчика с Пальчик до Гулливера. К запаху моря теперь примешивался аромат хвои. На рынки зачастили менты и пожарные в поисках контрафактной пиротехники – легких денег. Горожане истерически тарились. В торговых залах выставили игристое «Asti», которое народ брал как французское шампанское.

Наконец-таки вытолкали «в поле» агитаторов. Наши первыми пошли по дворам, по домам. А первым, как известно, еще свежие, не затраханные агитацией и агитаторами избиратели, двери открывают, беседуют. Под настроение могут и в дом пригласить – чаем-кофе угостить.

Вторую волну агитаторов электорат уже с тихой злостью рассматривает в щель чуть приоткрытой двери. А на тех, кто идет третьими, могут и собак спустить.