Кодекс Алеппо - [34]

Сын Фахама сказал, что отец просит о встрече с Исааком Даяном, главным раввином алеппских евреев в Израиле. Заафрани понял из этого, что «Корону» передадут Даяну, и так как Даян – глава местной алеппской общины и коллега тех двух раввинов, еще проживавших в Сирии, он как бы и является самым подходящим ее хранителем. В любом случае, сказал сын Фахама, все это следует держать в тайне.

Более чем через месяц, 22 января, встретив раввина Даяна на праздновании чьей-то бар-мицвы, Заафрани спросил его о «Короне», так как был уверен, что раввин давным-давно ее получил. Но Даян выразил полнейшее удивление: он не знал даже о том, что ее привезли. И тогда Заафрани заподозрил неладное.

На следующий день они отправились к Фахаму, и равввин велел молодому учителю взять с собой какую-нибудь простыню, чтобы завернуть в нее великую книгу. К тому времени прошло уже более двух недель с той ночи, когда два курьера с коричневым чемоданом явились в дом Шрагая, главы Отдела Алии; у Фахама «Короны» не было. Но алеппские евреи про это еще не знали. Заафрани постучался в дверь Фахама, а раввин остался ждать внизу.

Дверь открыла невестка Фахама. Свекра нет дома, сказала она.

«Я сказал ей, что со мной раввин общины и что он хочет поговорить с Фахамом об одном важном деле, – сообщил в суде учитель. – Я сказал, что она должна спуститься и с ним поговорить. Я объяснил, что раввин ждет неподалеку и что ей лучше снять с себя фартук». Женщина так и поступила. Раввин спросил ее про «Корону».

Ее свекр «ничего старинного из Алеппо не привозил», сказала она. И визитеры ушли, прихватив свою простыню.

Вскоре после этого Фахам встретился с Заафрани и заявил, что возмущен тем, как тот поступил с его невесткой. «Почему вы пришли вынюхивать, будто я совершил какое-то преступление?» – спросил Фахам. Но в конечном счете он рассказал, что передал «Корону» Шломо-Залману Шрагаю, главе Отдела Алии, то есть израильскому правительству. «Корона Алеппо», эта святыня общины и ее талисман, не только была увезена из синагоги и из города, но еще и вырвана из рук ее хранителей и передана чужакам.

Алеппские евреи к любому правительству относились недоверчиво, а уж светских европеизированных социалистов, составлявших большинство в правящей верхушке Израиля, и вовсе не воспринимали в качестве представителей всего еврейства, хотя те претендовали именно на это. На самом деле для большей части алеппских евреев Израиль был лишь перевалочным пунктом по дороге на Запад, а то они и вовсе объезжали его стороной. Социализм нового государства с его аскетизмом и бедностью затруднял занятие бизнесом, которое им удавалось лучше всего, а доминирование выходцев из Восточной Европы с их пренебрежительным отношением к евреям из арабских стран, казалось унизительным. Большинство из них продолжило путь на Запад, в Панаму или Сан-Пауло, а то и в Бруклин, где спустя несколько десятилетий ряды шикарных машин, припаркованных вдоль Оушен-Паркуэй, указывали на удачный союз между талантами народа и потенциалом страны. Для этих людей сама мысль о том, что израильское руководство смеет претендовать на эту книгу, казалась абсурдной.

Раввин Даян, видимо, все же надеялся, что Фахам еще изменит свое решение и вернет «Корону». Он привел Фахама в новую синагогу, построенную алеппской общиной на морском берегу в Тель-Авиве, и показал ему ящик, в котором предполагал хранить «Корону». «Слишком уж хрупкий», – как ему припоминается, ответил Фахам. «Тогда можно построить помещение с каменными стенами – как грот в алеппской синагоге», – предложил рабби, но Фахам ответил, что ему это место вообще не нравится. Два алеппских раввина велели ему поставить Даяна в известность, а вовсе не отдавать ему «Корону» или подчиняться его приказам, сказал Фахам раввину. Конечно, те раввины остались в Сирии и связаться с ними, чтобы прояснить ситуацию, невозможно.

Пока алеппские евреи пытались как-то переварить случившееся, государство быстренько оформило документ, по которому «Корона» переходила под его контроль на вечные времена. Попечителями объявлялись президент Бен-Цви, глава Отдела Алии Шрагай и сам Фахам; стало ясно, что Фахам действует уже не в интересах алеппских евреев, что он перекинулся на сторону властей Израиля. Алеппские евреи осознали, что теряют «Корону», хотя все еще не понимали, как такое могло случиться.

Израиль в те годы был централизованным государством с одной главенствующей политической партией Мапай, относящейся к рабочему сионистскому движению, во главе которой стояли Бен-Цви и Бен-Гурион. Эта партия контролировала различные союзы, ведала государственным жилым фондом и почти всем прочим, и подпись партийного аппаратчика решала, получишь ли ты ту или иную работу или жилье. И тем не менее алеппские евреи не уступили и не удовольствовались только письмами и жалобами. В феврале 1958 года, через два месяца после того, как «Кодекс» прибыл в Хайфу, они наняли адвоката, обратились в суд и возбудили дело против государства.

А через месяц в раввинском суде Иерусалима начался процесс, отраженный в столь упорно разыскиваемых мною протоколах. Заседания велись не судьями, а тремя раввинами, но все прочее проходило по обычным правилам. Одним из первых шагов правительственного адвоката было требование о неразглашении в прессе подробностей этого процесса. Он мотивировал это тревогой за безопасность евреев, все еще находившихся в Сирии, тем, что они могут пострадать, если сирийские власти узнают о тайном вывозе «Короны» в Израиль. Это было правдой, но правдой было и то, что у государства, как это ясно видно из протоколов, имелись и другие причины не разглашать детали этого процесса. Информация о нем тщательно скрывалась, и так продолжалось в течение пятидесяти лет.