Кодекс Алеппо - [36]

Далее Фахам сообщил, что он был изгнан из Сирии, но затем получил разрешение вернуться, чтобы перед окончательным отъездом уладить свои дела. Когда отведенный ему срок пребывания в Сирии подходил к концу, он встретился с двумя главными раввинами Тавилом и Заафрани.

– Рабби Тавил сказал, – продолжал Фахам, – что он должен сообщить мне нечто секретное, но боится властей. «Не бойтесь, – сказал я ему. – Будем уповать на Господа». Далее он сказал: «“Корону”, которая выжила в огне, надо увезти в Израиль, но это опасно». И добавил, что, если я ее не возьму, никто другой не сможет этого сделать. Разговор у нас шел в синагоге, и я ему пообещал, что спасу «Корону».

По поводу данных ему инструкций Фахам сказал: «Они велели мне отдать ее религиозному и богобоязненному человеку», – повторив главный пункт правительственной защиты. Да, они упомянули раввина Даяна, но сказали только, что с ним следует посоветоваться, и ничего более. Кроме того, приехав в Турцию с «Короной», он получил письменные указания от двух состоятельных лидеров общины, уже проживающих за границей. Они повторили данное раввинами распоряжение передать «Корону» какому-нибудь «религиозному человеку». Письма этого Фахам не показал, хотя и упомянул, что, возможно, оно еще сохранилось; позже в суде в ответ на вопрос алеппского адвоката он заявил, что не может его найти.

– В Израиле, – продолжал он, – алеппские евреи услышали о прибытии «Короны» в страну. Они были удивлены и заявили, что я собирался продать «короны». Я жизнью рисковал, чтобы ее спасти, а вовсе не продать, и я сделал то, что мне было сказано, – отдал ее религиозному человеку. Я посоветовался с раввином Даяном, рассказал ему, что «короны» в Израиле. Он привел меня в синагогу, где хотел их хранить. Мне это место не понравилась, и я ему сказал, что мне было велено с ним посоветоваться, а не отдавать ему книги. И сказал, что уже отдал их господину Шрагаю.

В глазах алеппской общины действия Фахама были предательством. Один из старейшин общины, Меир Ланиадо, писал, что «этот бесчестный курьер господин Фахам», которому было велено отдать книгу Даяну, «предал тех, кто ему это поручил, и отдал ее в другие руки». Двадцать лет спустя Фахам записал эти устные воспоминания на пленку, и, хотя по сравнению с прежними показаниями, данными непосредственно после приезда в Израиль, они выглядят утрированными и недостоверными, в них сквозит искреннее переживание. Как он вспоминает, алеппские евреи «приводили на каждое заседание раввинского суда шесть или семь головорезов, чтобы меня запугать». А однажды, продолжал он, «в зал суда набилась куча отморозков, человек тридцать. Алеппский адвокат попросил меня повторить мои показания с начала до конца. Я ответил, что после всех избиений плохо себя чувствую, что у меня слабое зрение, никудышное здоровье, а меня вновь и вновь просят повторить то, что я уже много раз говорил. Чего вы от меня еще хотите?».

2. Религиозный человек

Когда Фахам закончил давать показания, в бой вступил адвокат алеппской общины. Первая серия вопросов была связана с желанием узнать, почемуответчик остановил свой выбор для передачи сокровища именно на Шрагае, главе Отдела Алии.

– Где вы впервые услышали о Шрагае? – допытывался адвокат.

– Я услышал о нем в Турции, в Стамбуле, в консульстве Израиля от человека по имени Пессель, – ответил Фахам. Пессель был израильским иммиграционным агентом, который встретил Фахама и уведомил свое начальство об отправке этого курьера в Израиль. Фахам рассказал, что провел в доме Песселя в Стамбуле два-три часа, и там они беседовали о «Короне».

– Сказали ли вам раввины, что вы можете делать с книгой все, что пожелаете?

– Они велели передать ее какому-нибудь религиозному человеку, а не делать с ней все, что мне заблагорассудится. Сказали только, что я должен посоветоваться с рабби Даяном и поступить так, как посчитаю правильным, – сказал Фахам.

Согласно этим показаниям, он действительно спросил у Даяна, что тот думает про главу Отдела Алии, и раввин подтвердил, что Шрагай человек религиозный.

– А если бы Даян высказал другое мнение?

– Если бы он не согласился с кандидатурой Шрагая, я все равно сделал бы то, что считал правильным. Я посоветовался с ним из уважения, – ответил Фахам.

– Сколько времени прошло между встречей с раввином и передачей манускрипта Шрагаю?

– Прошло два дня, – ответил Фахам, – между отправкой книг Шрагаю и моей встречей с рабби Даяном.

Иными словами, торговцу сырами было велено проконсультироваться с рабби, но он сделал это лишь через два дня после того, как передал «Корону» правительству. При дальнейших расспросах он также признает, что не ходил на встречу с Даяном, а, наоборот, Даян пришел к нему. Адвокат истцов явно делал успехи. В течение всех последующих недель он донимал Фахама вопросами.

Когда он отказался передать «Корону» Даяну, сказал торговец на следующем заседании суда, алеппская община стала утверждать, что он на этом деле нагрел руки. Фахам это отрицал.

– Я не устроился в Израиле ни с жильем, ни с работой, ни с чем-то другим, – заявил он. – Я занимаю у людей деньги, чтобы прокормиться. – Фахам сказал, что мог бы получить какую-то компенсацию от правительства, но намеренно этого не сделал. – Я не прошу ни о каких льготах, чтобы никто не говорил, будто я нажился на «Короне».