Код Ореста - [2]

Орест по-прежнему не отвечал. Он просто смотрел на меня с непроницаемым видом. Весенние лучи падали на его лицо – почти такое же белое, как цветки дубравницы вокруг.

– Здорово, что ты переехал сюда, – проговорила я, хотя в тот момент мне совсем так не казалось. – У меня для тебя кое-что есть.

Я сняла со спины рюкзак и достала письмо. Оно у меня там немного помялось.

– Вот, держи.

Орест по-прежнему не шевелился. Он просто стоял, словно окаменев. Будто меня и вовсе не существует. Столько времени его ждала, а он словно в упор меня не замечает! Но я обязательно должна отдать ему письмо!

– Ну возьми же его! – прошипела я. Схватила холодную, неподатливую руку Ореста и вложила в нее письмо, выпалив на одном дыхании всю историю о том, как я получила письмо и ждала целых сто дней.

Когда я рассказала о задании, которое мне дали, Орест вырвал у меня руку и попятился. Глаза его потемнели.

Холодный весенний ветер пролетел между нами, и я поежилась.

– Ты что, совсем спятила? – прошипел Орест. Он так крепко сжал письмо в кулаке, что оно смялось в гармошку.

– Осторожно! – крикнула я. Но вместо того чтобы прислушаться к моим словам, он разорвал конверт пополам. Прекрасное старинное письмо, которое я так берегла, – а он уничтожил его, словно какой-то рекламный мусор! Казалось, это мое сердце разорвали на клочки.

– Не-е-ет! – закричала я, но он рвал письмо на мелкие части. Сотни белых кусочков, тонких, как лепестки цветка, закружились в воздухе.

Я упала на колени, попыталась их собрать, но ледяной ветер больно хлестнул меня по глазам и вырвал клочки из рук. Теперь я никогда не узнаю, что было в письме! Когда я подняла глаза, Ореста уже не было.

* * *

Вернувшись домой, я бросилась на кровать, изо всех сил стараясь не плакать.

Других детей здесь нет – в шести домах в глухом переулке между дубовой рощей и улицей Альмекэррсвеген. Одни пенсионеры. Я так надеялась, что сюда кто-нибудь приедет – лучше всего девчонка моего возраста. Может быть, даже со старшей сестрой. Мы подружимся – и иногда будем сидеть в комнате ее старшей сестры и слушать музыку.

Но Орест – не девчонка, и старшей сестры у него нет. И в этом он, конечно, не виноват. Но как жаль, что он оказался таким непроходимым тупицей.

2

Однако настала пора рассказать, откуда у меня в рюкзаке взялось старинное письмо, которое я бережно хранила сто дней и вручила Оресту – так легко разорвавшему его на мелкие кусочки.

Всё началось зимним вечером, когда мама взялась печь сахарное печенье и обнаружила, что самого главного не хватает.

– Сбегаешь к соседям одолжить сахару? – попросила она. И вот я выскочила из дома без куртки, с кружкой в руке.

На улице было холодно и снежно. Небо казалось черным, но ясным и звездным – настолько, что захватывает дух от величия всего и собственной ничтожности, хотя всего лишь стоишь на крыльце своего дома.

Сначала я собиралась сбегать к Ларссонам, потому что они живут к нам ближе всего, но у них было темно, так что я перешла дорогу и направилась к Росенам. Дорожку к дому они почистили от снега, но на вид она всё равно оставалась скользкой и казалась длинней обычного, а высокие кусты заслоняли собой свет фонарей с улицы. На столбе прямо возле дома висела лампа, но Росены ее, как обычно, не зажгли. Однако в их окнах, по крайней мере, горел свет, и я пошлепала туда в темноте, не видя собственных ног.

Дверь мне открыла Инга. Она насыпала мне полную чашку сахара и задала всего-навсего четыре вопроса:

– Ага, стало быть, вы что-то печете так поздно вечером? (Вроде бы очевидно.)

– Тебе не холодно? (Холодно.)

– Что же мама не сказала тебе, чтобы ты надела куртку? (Не успела.)

– Папа уже вернулся? (Нет.)

Когда Инга закончила меня допрашивать, я осторожно начала спускаться обратно на дорогу. Это оказалось куда сложнее, поскольку теперь мне надо было ровно держать кружку, до краев заполненную сахаром. В окне нашего дома по другую сторону улицы я видела маму, которая возилась с тестом. Окно манило теплом и светом среди холодных блесток зимней ночи.

Пройти в темноте всего несколько шагов, миновать засыпанные снегом кусты – и я снова окажусь на освещенной улице. Но тут он выскочил из кустов рядом с почтовым ящиком Росенов. Я так испугалась, что рассыпала половину сахара.

Он был высокий и тощий, в просторном старинном пальто и гигантской меховой шапке. В темноте я не смогла разглядеть лицо, но мне показалось, что он усатый.

– Подожди! – окликнул он меня. – Стой! Подожди! Не бойся!

Не бойся? Сердце отчаянно колотилось в груди, и я только не могла решить, что лучше – бежать назад в надежде, что Инга откроет дверь, или нестись прямо к маме.

– Это важно, – продолжил он. – На карту поставлено будущее! На карту поставлено всё… жизнь! Ты должна меня выслушать!

Он положил мне на локоть свою тяжелую руку. Я замерла, превратившись в ледяной столб.

– Прости, – проговорил он и убрал руку. – Не хотел тебя пугать, но… это очень важно! Но сперва я должен узнать… ты рыба?

– Да, – прошептала я в ответ неожиданно сиплым голосом, едва слышным в темноте.

Потому что я действительно Рыба – родилась четырнадцатого марта, под знаком Рыб. У меня есть маленький серебряный кулончик на цепочке в виде двух рыбок. Его мне подарил папа.