Код операции — «Тарантелла» - [33]

По сообщениям польских пограничников, в этот и последующие дни было найдено много замерзших людей, в округе бродили стаи голодных волков.

— То есть вы полагаете, что связник стал жертвой этих неожиданных обстоятельств?

— Все заставляет думать так. Явка не провалена. Я получил сигнал из Минска. Ваш человек, как я понял из последнего письма, которое пришло вчера, тоже жив-здоров.

— Да, это так, но он, понятно, беспокоится, что никто не приехал, как было обещано. Значит, вы уверены в надежности вашего человека?

— Знаете, милейший, надежность — это понятие относительное. Иногда меняются жизненные ориентиры. Если попал в застенки ГПУ или сигуранцы — неважно чьи, то могут поставить перед выбором: либо — либо. Далеко не все отказываются от сотрудничества, не видя другой возможности выкарабкаться.

— А не могло так случиться и со связником?

— На все, как говорится, Божья воля. Думаю, что нет, да к тому же он всего лишь мелкая рыбешка.

— Судя по вашему подходу, полностью доверять нельзя никому.

— Да, пожалуй. Если вы, к примеру, почти полностью уверены в агенте, то это значит, что вы можете ему не доверять. Ведь неизвестно, когда он поступит иначе, чем вы надеетесь, и это как раз скрыто в словечке «почти». Разве мало примеров, когда человек служил, скажем, белым, а потом оказывался у красных?

— Если вы имеете в виду меня, то я, как известно, не навязывался. А вообще-то помимо красных я служу еще французам, румынам, китайцам, собираюсь наниматься в абвер.

— Не кипятитесь, я вовсе не вас имел в виду. Если бы я вам не доверял, то и не пригласил бы сотрудничать. Ведь когда вы садитесь в поезд или на пароход, то тоже не имеете полной гарантии безопасности. Бывают аварии, катастрофы, но это ведь не останавливает людей. Так же и в нашем случае. Риск всегда есть, но другого способа вести агентурную разведку нет. Так поступают все разведслужбы мира. Рецепт один — постоянная проверка источников, их работы, поведения, информации. А лучше всего иметь позиции в контрразведке противника.

— К вашей персоне это, конечно, не относится.

— Я же не собираюсь перебегать. Видите ли, мы избрали определенное поле деятельности и стали в нем профессионалами. У нас есть, правда, кое-какое врачебное образование, но стать медицинскими светилами нам с вами, извините за каламбур, увы, не светит. Значит, надо делать то, что умеешь, и там, где тебя принимают и ценят. Не забывайте, что мы эмигранты. А потом помните, что сказал Шекспир: «Мир это театр, а мы все актеры». Так, кажется, или что-то в этом роде. Вот и весь сказ. Так что за работу, Борис Федорович.

Для определения жертв тайной, как и других, войн существует трагическая графа «пропал без вести». Иногда она остается навсегда, иногда ее истинный смысл раскрывается через годы и десятилетия. Связник Богомольца при попытке перехода границы был задержан (по наводке агентуры ОГПУ) и начал давать показания. Он назвал сотрудников Богомольца в Варшаве (Шадрова, Ильина, Васильева) и обрисовал круг их обязанностей, рассказал о взаимоотношениях Богомольца со 2-м отделом польского Генштаба, помог установить ряд агентов, действовавших на советской территории, и указал тех, кого готовили к заброске в СССР.

ОГПУ, пользуясь информацией А/243 о местонахождении выкраденных из секретной части наркомата документов, осуществило оперативные мероприятия, которых, надо отдать ему должное, интуитивно опасался Гибсон. Они позволили, не привлекая особого внимания, изъять из «портфеля» те документы, которые было сочтено нецелесообразным «выпускать» на Запад. При решении этого вопроса имело значение сообщение Лаго о том, что у Малоштана нет перечня этих бумаг и вообще он не помнит точно, какие именно документы хранятся в тайнике.

В отношении остальных материалов был дан «зеленый свет», и их должен был взять связник Богомольца. Это будет способствовать укреплению доверия его и англичан к Лаго и успешному развитию операции «Тарантелла».

В детали подготовки нового связника к Вишневскому, или курьера, по терминологии Богомольца, он Лаго не посвящал, сказав только, что это опытный человек, профессиональный контрабандист и дело свое знает. Попросил Лаго написать собственной рукой письмо агенту, указав условия связи и уведомив о сроках приезда связника, что тот и сделал.

По этим условиям связник и Вишневский должны были встретиться на Малой Дмитровке около ворот дома номер 8 и, убедившись по опознавательным признакам, что все в порядке, вступить в контакт. Оба держат в руках журналы: связник — «Крокодил», Вишневский — «Безбожник». Агент произносит: «Гражданин, как пройти к Страстному монастырю? Я первый раз в столице». Отзыв: «Я — третий, а дорогу хорошо не знаю». После этого оба договариваются о новой встрече, на которую Вишневский приносит документы.

О выполнении задания Вишневский должен сообщить тайнописным письмом в Париж по адресу: 22, Сент-Огю-стэн, М. Френкель.

Через некоторое время, в конце января 1932 года, Лаго получает раздраженное письмо Богомольца, из которого узнает, что связник был на обусловленном месте, но Вишневский якобы не появился. Богомолец резко упрекал Лаго за то, что тот, вероятно, промедлил с письмом из-за бесконечных согласований с Беседовским, и письмо не успело вовремя дойти до адресата. Как определил в своем послании Богомолец, «это не работа, а хреновина». Его человек ждал положенное время, проделал большой путь, потратил деньги, а толку никакого нет. Он просит во всем тщательно разобраться и установить, кто же виноват. Правда, он все валит на неорганизованность Беседовского, явно не желая ссориться с Лаго, который, он уверен, «действует в их обоюдных, интересах». Возможно, в душе он допускал, что «липовал»-то связник, такое случалось. Богомолец сообщает о намерении встретиться с Лаго в ближайшие дни для обсуждения всех накопившихся вопросов и тех установок, которые привез из Лондона Гибсон.