Код Майя--MMXII - [18]

9. Метафизика Цолькина

Иногда при анализе сложной эмпирической модели бывает полезно перейти от «физики», то есть эмпирических закономерностей, к метафизике, то есть к описанию граничных состояний, необходимых внешних условий для найденной модели. Когда-то, не так уж и давно, «физика» была ещё совсем небольшой, ограничивающая её сферу граница метафизики казалась столь же незыблемой как небесная твердь с блестящими гвоздиками звезд.

Даже Иммануил Кант, безжалостно разодравший в клочья этот ветхий полог, полагал, тем не менее, что открытая им для новой физики картина «новой метафизики» – четырёхмерной априорной гармонии Чистого Разума тоже есть незыблемая твердыня. Хотя именно Кант в рамках новой метафизики ввел отличие вещей «для нас» и «самих по себе», то есть понятийной основы для различения предмета и объекта исследования, а значит наличия кроме познанного физикой объёма свойств объекта ещё и непознанных, скрытых за метафизической границей. Из этой разницы позже родились неевклидовы геометрии и теории относительности. И вообще по мере расширения «физики» её внешние границы увеличивались в масштабе ещё быстрее, превращаясь из гармоничной звездной сферы в скопление туманностей и тёмных протуберанцев неясной топологии.

Каждому продвижению в область неизведанного, эмпирическому обобщению требуется своя оригинальная метафизика, чтобы вписаться в полную и стройную, «как учение Маркса», естественнонаучную картину мира. Ну не признаваться же, в конце концов, для обывателей, особенно облечённых властью, что единая картина давно уже распалась на окружённые туманом островки вокруг физико-химического континента.

Наглядным, я бы даже сказал – хрестоматийным примером такой метафизики является космически лучезарная рамка (или даже киот), избранная Л.Гумилёвым для популяризации теории пассионарности и великого эмпирического обобщения, наглядно представленного в виде знаменитой диаграммы фаз развития этносов. Проблема в том, что сегодня эта древнетюркская метафизика пережила своё время вместе с прочей научной фантастикой. Все-таки скорость развития научного знания и смены метафизик на её границах сильно выросла даже за полвека.

Однако, даже памятуя о предшествующих незадачах, нам тоже никуда не деться от построения собственной прикладной метафизики. Только в отличие от Канта и Гумилёва, мы уверены в её непрочности и преходящем значении. Ведь речь идёт всего лишь о некоей абстрактной проекции нашей эмпирической модели на область пока непознанного, но уже интуитивно воспринимаемого. Завершив философское отступление, перейдём к минимально необходимой метафизике.

Пытаясь плотнее совместить две эмпирических модели – майянскую и русскую, мы вступили на зыбкую почву интуитивных предположений о смысле магического числа 13. При этом половину этого смысла мы, вроде бы, уловили. Повторим для ясности:

При чередовании социальных волн адаптации любого сообщества к внешней среде можно насчитать 13 разных «знаков» (9 фаз и 4 узла) между одинаковыми фазами или узлами двух волн (например, «пик подъёма», «смена центра» или «дно надлома»). При этом четырём переходным периодам (узлам) между четвертями Надлома соответствуют «творческие» знаки (Змей, Вода, Тростник, Землетрясение). Например, узел 10/11 российской истории связан с восстанием декабристов в декабре 1825 года. Также символическое описание майянского знака Змей включает не только созерцательность и внешнее спокойствие, но и непредсказуемость накопленной энергии, внезапное бурное проявление чувств. Чем не общая характеристика «тайных обществ»? А если ещё добавить к этому майянский знак Пушкина – Змей в Землетрясении…

Соответствие 4 плюс 16 знаков майя одному природному и четырём историческим циклам мы уже разбирали достаточно подробно. Это соответствие является успешной проекцией майянской модели на нашу русскую модель. Менее надёжной получилась обратная проекция из структуры фаз Надлома на структуру Цолькина, его 13-дневные группы знаков. Почему менее надёжной? Потому что в первой проекции нашлась эмпирическая интерпретация 20 знаков как психологических типов, востребованных в конкретных фазах исторических циклов. А вот для обратной проекции в Цолькин мы такой проекции базовых элементов «русской модели» не назвали.

Что у нас является элементом гумилёвско-булгаковской модели «Подъём-Надлом-Покой», включая четыре четверти в каждой из трёх больших стадий, и по четыре фазы в каждой четверти? Таким структурным элементом является социальный процесс, объеди­няющий личности в сообщества, либо сама личность как социально-психологический про­цесс. Следовательно, чтобы удачно завершить обратную проекцию (из «этногенеза» в «цолькин»), нужно как-то прояснить один вопрос: Что это за социально-психологический процесс, которому соответствует 260-дневный цикл и каждая из 20-ти 13-дневных волн Цолькина? Для начала попробуем найти ответ на более простой вопрос: Если такой процесс реально имеет место, то где он протекает, в каком месте? Но чтобы ответить на вопрос «Где?», придётся вспоминать и «Когда?».

Когда у нас, согласно майянской модели, человек приобретает на всю оставшуюся жизнь свой знак Цолькина? В момент рождения, причём независимо от степени доношен­ности. Ускорили акушеры процесс или затянули, но вот уже настал рассвет нового дня, так что младенец получит иной психологический тип, чем родившийся ещё час назад. Удивительное дело, мистика, соответствующая древним представлениям о психике, душе как «пневме», дуновении или вдохновении осмысленной жизни вместе с первым вдохом.