Код да Винчи - [12]

The driver pulled out a handheld walkie-talkie and spoke in rapid-fire French. "Monsieur Langdon est arrive. Deux minutes."An indecipherable confirmation came crackling back. The agent stowed the device, turning now to Langdon. "You will meet the capitaine at the main entrance."	Водитель достал радиопереговорное устройство и произнес по-французски:— Monsieur Langdon est arrive. Deux minutes2. В ответ пролаяли что-то неразборчивое.Агент убрал устройство и обернулся к Лэнгдону:— Вы встретитесь с капитаном у главного входа.
The driver ignored the signs prohibiting auto traffic on the plaza, revved the engine, and gunned the Citroёn up over the curb. The Louvre's main entrance was visible now, rising	Водитель, проигнорировав знаки, запрещавшие въезд на площадь, прибавил газу, "ситроен" перевалил через парапет. Теперь был уже виден главный вход в Лувр,
7 Арка Карузель (фр.).

boldly in the distance, encircled by seven triangular pools from which spouted illuminated fountains.	фронтон здания величественно вырастал впереди, в окружении семи треугольных бассейнов, из которых били фонтаны с подсветкой.
La Pyramide.The new entrance to the Paris Louvre had become almost as famous as the museum itself. The controversial, neomodern glass pyramid designed by Chinese-born American architect I. M. Pei still evoked scorn from traditionalists who felt it destroyed the dignity of the Renaissance courtyard. Goethe had described architecture as frozen music, and Pei's critics described this pyramid as fingernails on a chalkboard. Progressive admirers, though, hailed Pei's seventy-one-foot-tall transparent pyramid as a dazzling synergy of ancient structure and modern method—a symbolic link between the old and new—helping usher the Louvre into the next millennium.	La Pyramide.Новый вход в парижский Лувр стал почти столь же знаменитым, как и сам музей. Его украшала модернистская стеклянная пирамида, созданная американским архитектором китайского происхождения И. М. Пеем, вызывавшая негодование у традиционалистов. Они полагали, что это сооружение разрушает стиль и достоинство Ренессанса. Гете называл архитектуру застывшей музыкой, и критики Пея прозвали пирамиду скрипом ногтя по классной доске. Продвинутые же поклонники считали прозрачную, высотой в семьдесят один фут пирамиду поразительны сплавом древней традиции и современных технологий, символическим связующим звеном между прошлым и настоящим. И были убеждены, что украшенный таким образом Лувр займет достойное место в третьем тысячелетии.
"Do you like our pyramid?" the agent asked.Langdon frowned. The French, it seemed, loved to ask Americans this. It was a loaded question, of course. Admitting you liked the pyramid made you a tasteless American, and expressing dislike was an insult to the French.	— Вам нравится наша пирамида? — спросил агент. Лэнгдон нахмурился. Похоже, французы просто обожают задавать американцам такие вопросы. Вопрос, конечно, с подковыркой. Стоит признать, что пирамида нравится, и тебя тотчас же причислят к не имеющим вкуса американцам. Сказать, что не нравится, значит обидеть французов.
"Mitterrand was a bold man," Langdon replied, splitting the difference. The late French president who had commissioned the pyramid was said to have suffered from a "Pharaoh complex." Singlehandedly responsible for filling Paris with Egyptian obelisks, art, and artifacts.	— Миттеран был человеком смелым и прямолинейным, — дипломатично ответил Лэнгдон.Г оворили, что этот покойный ныне президент Франции страдал так называемым фараоновым комплексом. С его легкой руки Париж наводнили египетские обелиски и прочие предметы древней материальной культуры.
Francois Mitterrand had an affinity for Egyptian culture that was so all-consuming that the French still referred to him as the Sphinx."What is the captain's name?" Langdon asked, changing topics.	Франсуа Миттеран питал загадочное пристрастие ко всему египетскому и не отличался при этой особой разборчивостью, поэтому французы до сих пор называли его Сфинксом.— Как зовут вашего капитана? — Лэнгдон решил сменить тему разговора.
"Bezu Fache," the driver said, approaching the pyramid's main entrance. "We call him le Taureau." Langdon glanced over at him, wondering if every Frenchman had a mysterious animal epithet. "You call your captain the Bull?"	— Безу Фаш, — ответил агент, направляя машину к главному входу в пирамиду. — Но мы называем его le Taureau.Лэнгдон удивленно поднял на него глаза:— Вы называете своего капитана Быком?Что за странное пристрастие у этих французов — давать людям звериные прозвища!
The man arched his eyebrows. "Your French is better than you admit, Monsieur Langdon."My French stinks, Langdon thought, but my zodiac iconography is pretty good. Taurus was always the bull. Astrology was a symbolic constant all over the world.	Агент приподнял бровь:— А ваш французский, месье Лэнгдон, куда лучше, чем вы сами в том признаетесь.Мой французский ни к черту не годится, подумал Лэнгдон, а вот в иконографии знаков Зодиака я кое-что смыслю. Таурус всегда был быком. Астрологические символы одинаковы во всем мире.