Код Альфа - [26]

Правда, здесь она мужчина.

Стася засмеялась — тоже интересно. Что это значит? Слишком много в ней мужского? Слишком логична и упряма? Рациональна? Чиж вон всего лишь лет на пять моложе, угрюм и недоверчив. Но и дома он недоверчив. Сколько его отогревали? Отогрели же. Возможно и ей пора немного измениться, перестать держаться за мужское, глушить желание любить и быть любимой, признаться хоть себе, что защищать себя она может, но рядом с любимым хочет быть под его защитой, что силы хватит выдержать и прессинг и бои без правил, положить взвод бойцов, и стадо динозавров, но хочется все это позабыть на пять минут, на час от силы, слабой стать в объятьях любимого мужчины.

Вот странность! Что же надо было ей пройти, чтобы понять и признать, что знала, но старательно отодвигала! Понять, что любит и рада быть любимой, глядя на отражение Чижа!

А что же ты в глаза ему-то не сказала? Убогая! — качнула головой.

— Ты чё лыбишься?! — закипел парень. Его нервировал взгляд Стаса, смущал разум.

— Неуютно? — рассмеялась женщина. — Ты так забавен, когда злишься.

— Хочешь, чтобы я тебе в зубы дал? — качнулся к ней, а злости в глазах нет — растерянность и удивление. Только ей или себе он удивлялся?

— Пирожок?

— А! — понял свое. Вытащил пирог, протянул. — Фреш.

Стася голову склонила, пряча улыбку и, развела руками:

— Нет твоего фреша.

— Тогда отвали! — положил обратно и хлопнул дверцей шкафа, задвинув ее. — Тебе предлагали оплату.

— За что? За помощь? А ты бы взял?

Тео не знал, что ответить, с минуту соображал, подбирал слова, а выдал неожиданное:

— Не подловишь.

Интересно, какими путями шла его логика?

— Это ты к чему? Очередная фантазия?

Нет, он издевается! — возмутился курсант. Вроде обычные вопросы, понятные, а вроде ни черта не обычные и ни черта не понятные! И как отвечать, стоит ли отвечать — не знаешь. И так и этак — ты же и дурак!

— Давай ты, как раньше будешь меня подставлять, дружков подговаривать, крайним везде делать, а эту роль оставишь. Достал ты меня с ней больше, чем когда-либо! Кто-то надоумил, как получше над человеком поизмываться?…

— А ты человек? Вы вообще люди? Мне показалось, вы об этом в принципе не вспоминаете, наверное, потому что не знаете.

Нет, ну как с ним разговаривать?! — возмутился Тео, кулаком по постели грохнул: Я про одно, он про другое. Только про что — пойди, пойми.

В дверь робко просунулся тот парень, что недавно был мишенью четверых.

— Я это… — залепетал, неуверенно поглядывая на Стасю. — Короче… оплатить и попросить, ну-у… если что, ты б не против меня, а? — и протянул стопку белых карточек. Рука подрагивала. — Больше нет… но если подождешь, я постараюсь найти, — склонил голову, приняв молчание за недовольство.

— Ложишься под сильного? — спросил Тео с долей зависти. Ему это не снилось — финчи и статус не позволяли.

— Да иди ты! Стас, ну, что скажешь? Если что я на тебя сошлюсь, да?

Стася не знала, что сказать и сил-то объяснять и говорить не было, смысла не видела. Они как будто на разных языках разговаривали, хоть и на одном.

Дикость, право, платить за помощь, за естественное желание человека встать против своры оголтелых палачей и защитить жертву.

— Тебя как зовут?

— Э-э…Рельс.

Парень и, правда, был худым и длинным. Женщина улыбнулась:

— Рельс — предмет, а я спрашиваю имя человека.

— Ну, Янош, — опустил руку с картами. Что Стасу надо?! Что привязался?! Не согласен, мало? Так сказал бы!

— Красивое имя.

Курсант недоуменно покосился на Тео: он к чему все, ты не знаешь? Тот в упор на Стасю смотрел, тоже, что товарищ понять пытался. И судя по виду, мыслительный процесс не по-детски буксовал.

Женщина не стала мучить ребят, сказала с ее точки зрения самое лояльное и удобоваримое для них:

— Иди, Янош, отдыхай. Я помог тебе просто так.

— Просто… как? — скривило обоих.

Русанова запечалилась, сообразив, что предложения без слов: плата, цена, фрэш, счет, долг, ими не воспринимаются, потому что суть без этих определений теряется, а с ней и смысл.

Ладно.

Попытка номер два:

— Ты мне ничего не должен.

— Совсем?! — судя по восклицанию, парень дошел до пика удивления, был поражен и ни капли не верил. Похоже в его «практике» подобного не случалось.

— Нет! Должен: для начала вспомнить, что ты человек, затем вспомнить, сколько заплатила твоя мать, родив тебя!…

— Сто чеков.

Стася открыла рот и закрыла:

— В смысле?

— Как обычно, — пожал плечами. — Я же третий в семье.

— Ясно, — склонила голову женщина, потерла лицо, почувствовав себя безмерно уставшей. — Иди, а? Ничего ты мне не должен. Я помог тебе как человек — человеку, не за что-то, а потому что не мог иначе. Нельзя смотреть, когда одного бьют четверо, неправильно мимо проходить и не помочь. Нельзя так, понимаешь? — уставилась на него в надежде: ну, дошло, сообразил? Тот не понял, силился и не мог.

— Убить могли, — выдал.

— Да лучше умереть человеком, чем жить скотом!! — не сдержала возмущение. Парень отпрянул, Тео в стену уперся спиной и оба на Русанову, как на свихнувшуюся революционерку посмотрели, словно она не прописную истину им сказала, а манифест с призывом устроить государственный переворот зачитала.