Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - [77]

Но не все критики проявляли такой энтузиазм. Анонимный обозреватель Times Literary Supplement (это был Гарольд Стэннард из The Times), озаглавивший рецензию «Платону предъявлено обвинение», писал: «Книга доктора Поппера — продукт своего времени; как и нынешняя пора, она серьезна, требовательна и полна надежд. Ее достоинства и недостатки, искренность и догматизм, взыскательная критика и интеллектуальное высокомерие — все это типично или, как минимум, симптоматично для нашей эпохи». В апреле 1947 года, полгода спустя после встречи в H3, Гилберт Райл в своем обзоре книги для журнала Mind занял ту же позицию. С одной стороны, он высоко оценил эту «впечатляющую и важную книгу, критикующую догмы, которые лежат в основе наиболее влиятельных политических теорий и, как следствие, оказывают существенное воздействие на реальное состояние дел человечества». Но с другой стороны, у Райла вызвал большие сомнения тон автора книги: он опасался, что из-за своей «несдержанной и местами ядовитой критики» Поппер рискует оттолкнуть от себя читателя и что «резкость его комментариев отвлекает от их глубокого смысла… Защитнику свободомыслия не пристало употреблять бранные выражения, свойственные его врагам». Хотя Витгенштейн клялся, что не читает Mind, об этой рецензии он знал, и она внушала ему отвращение — почти наверняка из-за прозрачного намека Райла: «Не пропустите примечания, содержащие интересные и важные взгляды на эзотеризмы Витгенштейна». («Эзотерический» — это был термин, который Поппер употребил в одном из пространных примечаний к «Открытому обществу», ожесточенно критикуя Витгенштейна.)

«Несдержанный», «ядовитый», «резкий» — годятся ли эти эпитеты для описания тона, каким изъяснялся Поппер в аудитории НЗ? Конечно, он шел спасать философию от губительного влияния Витгенштейна; но, возможно, ему хотелось еще и поквитаться за то, что Cambridge University Press — первое британское издательство, в которое он обратился, — отвергло «Открытое общество», защищая Витгенштейна. И хотя обычно Cambridge University Press не объяснял причин отказа, фон Хайеку конфиденциально сообщили, что на сей раз таковых было две. Фон Хайек передал Гомбриху, а тот — Попперу, в Новую Зеландию, что, во-первых, книга чересчур длинна, а во-вторых, академическое издательство не должно публиковать работу, столь непочтительную по отношению к Платону. Услышав это, Поппер не замедлил ответить: «Подозреваю, что Платон — это лишь эвфемизм для трех "W": Уайтхед (Whitehead), Витгенштейн (Wittgenstein), Уиздом (Wisdom)».

В тот вечер Поппер не упускал из виду еще одну кембриджскую фигуру — Рассела. Претендуя на роль интеллектуального наследника Рассела, Поппер исподволь стремился произвести на него впечатление, что для конфликта в НЗ создавало еще одну, побочную сюжетную линию. Для Витгенштейна же это было просто очередное собрание Клуба моральных наук, каких за последние тридцать пять лет состоялось великое множество. Однако шел он на него в дурном расположении духа, преисполненный ненависти к Кембриджу, и потому конфликт, скорее всего, был неизбежен. Месяцем раньше Витгенштейн записал в дневнике «Все здесь мне отвратительно. Эта чопорность, эта неестественность, это самодовольство. Меня тошнит от университетской атмосферы». Он постоянно думал о том, чтобы оставить должность.

К тому же он ощущал себя ужасно измотанным. В том семестре он много времени проводил со студентами: занятия два раза в неделю по два часа, домашние семинары раз в неделю по два часа, день с Норманом Малкольмом, день с Элизабет Энском и Васфи Хайджабом. Будучи сам глубоко убежденным в действенности витаминов и убеждавший в этом других, Витгенштейн недавно открыл для себя витамин В и с его помощью боролся с усталостью и перепадами настроения. Но, с витаминами или без них, преподавание всегда изнуряло его, доводя до предела нервную усталость.

Думал ли он о своем будущем оппоненте? По-видимому, нет. До этого дня Витгенштейн ведать не ведал о земляке и коллеге, горевшем желанием вступить с ним в схватку. Парой недель раньше, когда Питер Мунц упомянул, что в Новой Зеландии он учился у доктора Поппера, Витгенштейн ответил: «Поппер? Никогда о таком не слышал». Учитывая, что Поппер столько лет оставался в тени, а Витгенштейн не интересовался современными философами, — более чем вероятно, что так оно и было.

Да и вообще, судя по записям, Витгенштейну в те дни не давали покоя совсем другие заботы — философские (например, сложная грамматика слов, обозначающих цвета) и личные. В числе последних были отношения с Беном Ричардсом, студентом-медиком, которым он тогда был одержим. Когда год спустя Витгенштейн оставил должность в Кембридже и уехал в Ирландию, Ричардс навещал его там. Витгенштейн убеждал его читать американские детективы… В день встречи с Поппером Витгенштейн, пользуясь шифром — А = Z, В = Y, С=Хи так далее, — который выучил еще в детстве и писал с его помощью так же быстро, как и на нормальном немецком, записал: «Б помешан на мне. Это не может длиться долго… кончится ли это… я не знаю, как не знаю и того, смогу ли вынести эту боль. Демоны сплели эти узы и крепко держат в руках. Они могут разорвать их, а могут и нет».