«Кобры» под гусеницами - [4]

Было ещё далеко до рассвета, когда от могучего грохота корпусной артиллерии задрожала земля. Несколько минут огненный ураган бушевал над передними траншеями врага, а когда он откатился к вершине и дальше, фашисты увидели за тающим дымом и пылью надвигающиеся на них снопы света, услышали знакомый им, холодящий душу гул русских дизелей и жесткое постукивание танковых траков.

Уцелевшие после артналета расчеты «кобр» бросились из укрытий к своим пушкам. Они сразу догадались, что русские специально включили фары танков, чтобы в ночной атаке давить на психику противника, но этот прием мало подействовал на отборных головорезов. Опытные противотанкисты, они хорошо знали, на каком борту у «КВ» и тридцатьчетверок расположены фары, уверенно выносили точку прицеливания от рефлектора, чтобы снаряд угодил в середину лобовой брони.

Фары – не прожектора, они, попадая лучом в прицел, слепят не настолько, чтобы наводчик потерял точку прицеливания и промахнулся. Выходит, русские сами облегчили артиллеристам противника стрельбу по своим танкам?…

С высоты навстречу атакующим засверкали острые, злые огни «кобр», их резкие, сухие выстрелы слились в сплошной грохот. Смутная, изорванная огнями тьма всасывала трассы снарядов, они уходили в неё, как в бездну, а горящие фары неумолимо надвигались на высоту – ни одна не погасла, ни одна не остановилась, и нигде не вспыхнул газойлевый костер подожженного танка. Растерявшиеся расчеты начали обстреливать светящиеся фары с разных сторон, но результат был тот же, вернее, не было никакого результата – снаряды уходили в пустоту. Казалось, эти лучи и гул, и грозный скрежет траков рождают какие-то бестелесные существа, неистовый огонь «кобр» становился панически бесприцельным. А советские танкисты уже открыли ответный огонь с ходу по засеченным вспышкам орудий и пулеметов, огневые точки фашистов начали умолкать одна за другой.

Скат высоты был отлогим, «КВ» шли на большой скорости, а в таких атаках успех дела решается в считанные минуты. Когда в дрожащем свете ракет за дымом и пылью разрывов стали проглядывать силуэты боевых машин, когда гитлеровцы начали что-то понимать, было уже поздно. Под тяжестью броневых исполинов рушились накаты дзотов и блиндажей, исчезали пулеметные гнезда, минометные и артиллерийские позиции, советские автоматчики ворвались в траншеи…

Фашисты бежали с высоты, в полной сохранности бросив полтора десятка минометов, шесть «кобр», крупнокалиберные пулеметы и даже несколько зарытых в землю танков. К рассвету бригада, не потеряв ни одного танка, полностью очистила высоту и закрепилась на ней.

Когда полковник Вовченко приехал в батальон майора Амелина, наступавший в первом эшелоне бригады, танкисты, ещё разгоряченные боем, срезали с брони приваренные ночью железные стержни. С помощью этих стержней фары танков с электропроводкой были вынесены за габариты машин на несколько метров – оттого вражеские наводчики и расстреливали пустой воздух. Выслушав доклад комбата, командир бригады приказал тщательно укрыть танки и немедленно организовать систему огня в обороне – ожидалась сильная вражеская контратака.

– А всё же здорово мы провели фашистов, товарищ гвардии полковник, – не удержался комбат от выражения чувств.

– На танках – ни одной царапины. А днем только на моём прибавилось пятнадцать вмятин. Жалко, что в другой раз на эту приманку фашисты не клюнут.

Комбриг хитро спросил:

– Неужели у наших гвардейцев для другого раза смекалки не осталось?

– Осталось, товарищ гвардии полковник. До самого Берлина хватит.

С рассветом враг, разъяренный потерей ключевой высоты и, вероятно, разгромом особой противотанковой части, начал ожесточенные контратаки, поддержанные авиацией. До пятидесяти танков одновременно атаковало наши позиции. Гвардейцы пустили в ход и трофейное оружие. На самих фашистах испытали они их «кобры», выявили все достоинства и недостатки новых немецких пушек. А когда хорошо изучишь оружие врага, обязательно сумеешь противопоставить ему свое оружие.

Генерал умолк, но курсанты продолжали сидеть, не шевелясь. За всё время рассказа не зажглась ни одна сигарета. Наконец, кто-то спросил:

– А после, товарищ генерал, вы встречались с теми гадючками?

– Встречались. Да если б только с гадючками! Наша бригада, между прочим, едва ли не первая на фронте встретилась в бою с фашистскими «тиграми». Случилось это ранней весной сорок третьего, задолго до Курской битвы. Признаться, нам здорово тогда досталось, зато опыт потом пригодился и нам самим, и всем другим. А главное, мы исхитрились утащить у фашистов один «тигр» вместе с экипажем и отправили куда надо.

– Расскажите, товарищ генерал.

– Хитрый вы народ, курсанты. – По голосу начальника училища чувствовалось, что он улыбается. – Разговорим, мол, старика ещё на часок, а там и рассвет, – считай, занятие окончилось. Нет уж, потерпите до следующего раза. Небось и без того про свою задачку позабыли.

Через несколько минут курсанты построились возле боевых машин. Преподаватель поставил задачу на захват опорного пункта «противника», значительно усложнив её. Он-то, видно, не только слушал начальника. Строй замер – сейчас майор назовет того, кому действовать в роли командира подразделения. Но руководитель занятия, покосившись на генерала, вдруг сказал: