Кобра и наложница - [21]

Нетерпение охватило молодую женщину. Может быть, то, что происходило с ней сейчас, было самой большой ее неудачей. Одно дело — провезти контрабандой ворованное произведение искусства, принадлежащее другому. Но ожерелье, принадлежащее Хепри? Ее руки, засунутые в меховую муфту, вспотели, несмотря на холод.

Неприветливая, бесцветная страна, которую Хепри теперь называл своим домом, холодила ее кровь.

Бадра жаждала теплого египетского песка, нежного ветерка пустыни, жаркого желтого солнца. У нее вызывали отвращение толпы людей на улицах Лондона, городские запахи, столбы черного дыма из труб, молящие глаза маленьких нищих оборвышей, грязь и нечистоты трущоб.

Она поглядела на Рашида, который разговаривал с лордом Смитфилдом, отцом Кэтрин. Граф обещал помочь им найти надежного покупателя на золото Хамсинов. Полученными от этой продажи деньгами они могли бы оплатить обучение детей из их племени в Англии. Рашид не сменил своего обычного одеяния: он был одет в свои шаровары и синий биниш, из-под тюрбана выбивались его длинные темные локоны. Его единственной уступкой английской манере одеваться был толстый шерстяной плащ, который он накинул, чтобы защититься от холода.

Когда они прибыли на место, пронизывающий ветер заставил Бадру плотнее закутаться в свой шерстяной бурнус. У нее была неподходящая для Англии одежда. Трудно было идти в плетеной обуви. Порывы ветра раскачивали вывеску над витриной магазина: «Антиквариат».

Вслед за Рашидом и графом она вошла внутрь. Когда дверь открылась, зазвенел маленький, звонкий колокольчик. Она нарочно задержалась у стеклянных витрин, как будто любуясь блеском выставленных там диковинок, и перевела дух, лишь когда хозяин пригласил мужчин в заднюю комнату для переговоров.

Она встретилась глазами с приказчиком. Он был из тех, кто приторговывал на черном рынке за спиной своего хозяина. Бадра украдкой вытащила из сумки, называемой, как она слышала, «ридикюль», египетское ожерелье и положила его на конторку. Чувство вины терзало ее. Если бы Джабари знал, что она делает, если бы он узнал, что она позорит его племя, превратившись в обыкновенную разорительницу гробниц…

Отбросив все колебания, она бегло заговорила на отличном английском. Приказчик стал рассматривать египетскую пектораль, которая представляла собой двух грифонов и богиню с телом птицы. При свете лампы лазуриты и сердолики ярко блестели.

— Прекрасная вещь, — восхитился он. — Трудно будет сделать копию, но она принесет хорошие деньги.

Копия? Теперь понятно, почему Масуд хотел, чтобы ожерелье провезли сюда контрабандой. Приказчик изготовит точную копию. В этом не было сомнения. Она выполнила свое задание, обеспечив безопасность Жасмин. Приказчик протянул ей толстую пачку бумажных фунтов для Масуда. Когда Бадра брала деньги, ее рука дрогнула. Она стала средством передачи ворованных вещей и грязных денег.

Едва лишь Бадра успела спрятать банкноты в свою муфту, когда маленький серебряный колокольчик зазвенел опять. Бадра обернулась, чтобы посмотреть на вошедшего. От изумления она онемела.

На нее смотрели сверкающие голубые глаза, которых, как она думала, никогда не увидит. Хепри.

Бадра.

Вселенная перестала существовать. Все закружилось у него перед глазами. Он смотрел на женщину, которую когда-то любил и не мог ни думать, ни дышать. Ее экзотическая красота снова околдовала его, перенесла обратно в знакомое очарование жарких арабских ночей и тайн черных шатров под бездонным звездным небом. Те же светящиеся миндалевидные глаза, изящный овал лица и мягкий, податливый рот — все это заставило его сердце неистово биться. Его глаза расширились, менее всего он ожидал увидеть здесь эту женщину. Бадра крепко сжала губы, сделала шаг вперед, покачиваясь, как новорожденный жеребенок, и едва не упала.

Привычка, воспитанная в нем теми пятью годами, когда он защищал ее от малейшего вреда, побудила его броситься к ней на помощь. Он удержал Бадру, схватив за локоть. Их глаза, темно-карие и голубые, встретились. Бадра только и смогла выдохнуть: «Ох!»

Кеннет ощутил в своих руках мягкую английскую ткань. Его передернуло. Бадра в английском платье и египетском шерстяном бурнусе, была похожа на известняковую статую Рамзеса II, одетую в сюртук и галстук.

От великого до смешного один шаг.

Однако ничто не могло скрыть ее красоты. Даже эта мешковина.

Боясь выказать свои подлинные чувства, он выпрямился, спрятав обе руки за спиной.

— Хелло, Бадра, — бесстрастно сказал он по-английски.

— Хепри, — ее чувственный голос обволакивал его, как шелковый шарф, сводя с ума.

— Кеннет, — поправил он.

Он поднял ее упавшую муфту, из которой выскользнули фунты стерлингов. Кеннет вернул деньги Бадре. В нем проснулось любопытство, брови вопросительно приподнялись.

— Я… я не знаю, куда положить английские деньги, — пробормотала она.

Он кивком показал ей на ридикюль, висевший у нее на руке.

— Рада была увидеть тебя, Хеп… О, прости… — Кеннет. Бадра взяла деньги и муфту. Щеки у нее порозовели. Ее волнение было более заметно.

— Я вижу, у тебя все в порядке, — добавила она.

Он смотрел на нее.

«В порядке?»

Когда все, чего он желал, — схватить ее в свои объятия и целовать, целовать?.. Когда своим отказом она ранила его до глубины души. Он усмехнулся: