Ко времени моих слёз - [5]

– Бред!

– Не бред, Юра, почти все кавказцы так и живут – по-волчьи. И это действительно проблема – жить рядом с ними. Я тебе сочувствую. Вспомни, когда начались этнические раздоры в Баку и Сумгаите, мы им сочувствовали. А они нас за это люто ненавидели! Вообще за то, что мы русские. Да, они делают ту работу, за которую мы от лени своей не беремся, обслуживают, чистят дворы, улицы, офисы, торгуют фруктами и всякой всячиной и при этом ведут себя как хозяева жизни, закрепляются в городах, везде утверждают свои «порядки» и подчиняются только своим желаниям.

– Это паскудство!

– Это страшно, Юра! Если их не останавливать, когда-нибудь они просто вышвырнут нас с нашей же земли!

– Ну, это мы еще посмотрим. – Руденко почесал нос, чихнул, встал. – Очень я надеюсь на возродившуюся русскую общину. Не даст она нас в обиду. Ладно, не будем о грустном. Пойду домой, снова воевать буду с соседями.

– Ты попробуй не воевать, лаской взять.

Юрий Филиппович усмехнулся в усы:

– Они только своих стариков слушаются. Попробую найти главных, может быть, помогут. До завтра.

Дверь закрылась.

Арсений Васильевич посидел немного, катая по столу карандаш, потом собрался, закрыл кабинет и поехал домой, продолжая размышлять над причинами нелюбви соотечественников к «лицам кавказской национальности». В принципе, он не особенно следил за политическими и социальными новостями страны, но его частым собеседником был не кто иной, как полковник ФСБ в отставке Феликс Держанский, который хорошо ориентировался в проблеме и аргументированно отстаивал точку зрения спецслужб: «Вор должен сидеть в тюрьме, а кавказец – на Кавказе». По мнению соседа, Москва заполнена выходцами из южных краев уже почти на сорок процентов, и ситуация продолжает ухудшаться. А вместо того чтобы регулировать приток эмигрантов в столицу, правительство создаёт удивительные программы «формирования у коренного населения толерантного сознания, профилактики экстремизма и воспитания культуры мира». Что, естественно, вызывает в ответ стихийные и полуорганизованные акции протеста или такие движения, как скинхеды и национал-патриоты. Сосед предлагал свою программу: ограничить миграционный поток на уровне закона, как это сделали власти Берлина и Парижа. Там гражданство получить труднее, да и вид на жительство дают не в столицах или крупных городах, а в деревнях. Хотите жить у нас? Езжайте в деревню, работайте наравне с другими, поднимайте уровень сельского хозяйства!

– Наших, значит, чиновники заставят быть толерантными, – горячился полковник, – а кто заставит кавказцев? Они же решают свои проблемы не по русским законам, а по своим племенным.

Арсений Васильевич не во всем соглашался с Держанским, но тоже знал – по рассказам дочери, что москвичи меняют квартиры, как только в доме становится много южан, и считал, что эту тенденцию надо как-то переламывать.

На город опустилась метельная ночь, вдоль улиц зажглись фонари, высвечивая струи летящего снега.

Арсений Васильевич закрыл машину в «ракушке», прошелся по двору, разглядывая светящиеся окна дома. Остро захотелось горячего чаю.

Сквозь падающий с неба снег вдруг выметнулась стая ворон, собралась над детской площадкой в шар. Арсений Васильевич почувствовал знакомый взгляд сверху и понял, что его ждет работа. Подобные необычные явления всегда сигнализировали о приближении очередного сеанс а, что указывало на прямую слежку за оператором, то есть за самим Арсением Васильевичем, со стороны неких сил, которые Гольцов называл Системой Коррекции, или СК. Но он так давно занимался коррекцией запредель я, что привык и не переживал, как прежде, осознав, что находится под контролем. Было бы хуже, если бы он не верил в благие намерения Системы, а он – верил.

Вспомнилась вторая встреча с «хорошими людьми».

К нему пришли прямо в кабину «А» – Арсений тогда служил в армии лейтенантом, в зенитно-ракетных войсках (радиоинститут имел военную кафедру), гарнизон располагался недалеко от поселка Пограничный в Уссурийском крае, на китайской границе – двое в штатском и напомнили его обещание помогать им, данное при первой встрече; она состоялась еще в Рязани. Визитеров этих Арсений почти не запомнил, они были обычными неприметными людьми с простенькой внешностью, какие тысячами населяют города и поселки России. Запомнил только, что у одного из них был черный ноготь с вытисненным на нем золотым крестиком.

Посвящения как такового не было.

Визитеры, неизвестно каким образом умудрившиеся пробраться на охраняемую территорию зенитно-ракетного комплекса, сообщили Арсению, что он «избран для важных деяний на благо всех людей», ибо отмечен «высшим духом» и способен стать «великим вершителем путей» за пределами Земли и Солнечной системы. Что имелось в виду, Арсений понял гораздо позже, в момент же встречи он думал о другом, да и польщен был, что его избрали «для важных деяний».

– Как я узнаю, что мне пора работать и что делать? – спросил он.

– Узнаешь, – был ответ.

Так и случилось.

Уже на следующий день над позицией ЗРК птицы собрались в правильный шар, удивив дежурных офицеров и самого Арсения, а в кабине «А», где находилась система селекции движущихся целей (СДЦ), на которой он работал оператором, Гольцов внезапно потерял сознание и впал в транс, длившийся чуть больше трех минут. К счастью, никто из сослуживцев этого не заметил, а единственный подчиненный Арсения сержант Дубинин решил, что его начальник просто уснул.