«Князья, бояре и дети боярские» - [8]
Родословные источники дают неоднократные примеры боярских отъездов[41]. Рязанец И. Бунко известен тем, что в 1446 г. пытался предупредить Василия Темного об измене Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского и «не ят ему веры, понеже бо тот Бунко за мало преже того отъехал к князю Дмитрею (Шемяке. – М. Б.)». Случай отъезда одного из бояр от самого Василия к Борису Тверскому упоминается в житии Мартемиана Белозерского[42]. Отъезжали от Ивана Ивановича Московского в 1356 г. в Рязань «большие бояре Московстии». Спустя некоторое время, несмотря на то что они уже должны были связать себя гипотетической клятвой верности с новым сюзереном, великий князь «перезва к себе паки дву бояринов своих, иже отъехали были от него на Рязань, Михайло и зять его Василей Васильевич»[43]. Примечателен пример рязанцев Сунбуловых. Их предок Семен Федорович Ковыла Вислый выехал из Литвы в Москву. Около 1371 г. он уже оказался на службе у Олега Рязанского. Его сын Семен служил Василию Темному, а внук Яков – Федору Ольговичу Рязанскому[44].
В летописном известии 1392 г. сохранилось описание взятия Нижнего Новгорода войсками москвичей и хана Тохтамыша. Благодаря вероломству местных бояр городские ворота были открыты. Когда же Борис Нижегородский напомнил им о клятве верности «господие мои и братиа и малая дружина, попомните крестное целование, еже есте целовали ко мне, и не выдайте мене врагом моим», то получил исчерпывающий ответ от В. Румянца, «старейшего» боярина: «Господине, княже, не надейся на нас, уже бо есмы отныне не твои, и несть есмя с тобою, но на тя есмы». Этот пример в историографии часто рассматривается как свидетельство боярского отказа. Стоит отметить не только формальный характер процедуры, но и прямое клятвопреступление нижегородских бояр, которые рассматривали свой долг исключительно с прагматичной точки зрения[45].
В.Д. Назаров справедливо отмечал, что во второй половине XIII–XIV в. в пределах Владимирского великого княжения существовало более десятка великих и самостоятельных княжеств, к которым можно было добавить княжества Смоленское, Рязанское, черниговские уделы и Великое княжество Литовское, что создавало многоадресность военной службы и выбора сеньора. Случаи отъездов бояр долгое время не встречали явного сопротивления со стороны княжеской власти. Традиционная формула: «А боярам и слугам волным воля» (позднее боярам и детям боярским) – встречается в договорах как внутри московского княжеского дома, так и в договорах московских правителей с тверскими, рязанскими, суздальско-нижегородскими и литовскими князьями[46].
Спустя полвека, в разгар Феодальной войны, ситуация изменилась кардинально. В послании епископов к Дмитрию Шемяке 1448 г. красочно описываются действия этого князя: «Которые бояре и дети боярьские от тобе били челом брату твоему старейшему великому князю служити, а села их, домы их в твоей отчине, и ты через то докончанье и через крестное целованье тех еси бояр и детей боярских пограбил, села их и домы их еси у них поотъимал»[47]. Еще ранее, в 1433 г., передавая великое княжество Василию Темному, Юрий Звенигородский добился в качестве компенсации передачи Бежецкого Верха своему младшему сыну Дмитрию Красному. Заключенное соглашение определяло судьбу бежецких бояр: «А у кого будут в Бежыцьском Версе грамоты жалованные отца твоего, великого князя, или твои у бояр… и в тех грамотах волен яз, князь Юрий Дмитриевич кого как хочу жаловати». Бежецкие землевладельцы должны были доказать лояльность новому князю или потерять привилегированное положение своих земель. Некоторые из московских бояр, владевших вотчинами в Бежецком Верхе, после заключения этого договора решили не искушать свою судьбу, перейдя на новую службу[48]. Во избежание подобного «произвола» боярам приходилось соотносить выбор «сюзерена» с территориальным расположением своих земель.
Не менее жестко действовал сам Василий Темный. Уже упоминался переход одного из великокняжеских бояр на службу к Борису Тверскому. Впоследствии он вернулся на московскую службу (при содействии Мартемиана Белозерского), однако был схвачен и посажен в темницу. Виднейший боярин И.Д. Всеволож был ослеплен за переход на сторону Юрия Звенигородского, а его вотчины конфискованы. В руки великокняжеской власти перешли некоторые земли М.Ф. Сабурова и И.Ф. Старкова, проявивших «шатость», не говоря уже о вотчинах изменника Н.К. Добрынского[49].
Позднее в завещании Ивана III специально оговаривалась судьба ярославских землевладельцев: «А бояром и детем боярским ярославским с своими вотчинами и с куплями от моего сына от Василья не отъехати никому никуде. А кто отъедет, и земли их сыну моему, а служат ему, и он у них в их земли не вступается, ни у их жон, ни у их детей»[50]. Часть территории ярославского княжества по этому документу досталась Дмитрию Углицкому, к которому на службу могли отъехать упомянутые ярославские вотчинники. Еще ранее утвердилось правило потери «отчин» служилыми князьями в случае перемены ими места службы.
Поручные грамоты, известные с конца XV в., прямо запрещали отъезд виднейших представителей московской аристократии, причем в этом случае применялась более резкая и уничижительная характеристика: «Не отъехати ему,
Формирование Московского государства в XIV—XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Этот процесс был значительно растянут во времени, а его интенсивность определялась актуальными задачами внешней и внутренней политики. Процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» приспосабливаться к действующим правилам игры. В фокусе исследования находится несколько значимых групп: «князья» (потомки местных и выезжих правящих династий), бывшие удельные «вассалы», а также прибывавшие в Москву иностранцы (в первую очередь выходцы из соседнего Великого княжества Литовского)
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Книга доктора исторических наук, специалиста по истории Гражданской войны в России А.В. Посадского посвящена массовому крестьянскому вооруженному движению в 1918 – 1922 гг. Оно получило название «зеленого» и представляло собой самооборону крестьян против вторжений в их жизнь и быт различных участников Гражданской войны, форму вооруженной борьбы деревни за свои интересы. В изменчивых обстоятельствах Гражданской войны зеленое движение могло превращаться в красно-зеленое и бело-зеленое. Однако главная его сила заключалась в массовости.
Москва была великим городом и столицей великой державы в XVI–XVII веках. Россия того времени выигрывала большие войны, широкими шагами шла к берегам Тихого океана, мыслила себя как главный оплот истинного христианства. А Москва видела в себе Третий Рим, Второй Иерусалим, но больше всего — особый удел Пречистой Богородицы на земле. Столица православного царства прославлена была не только победами на поле брани и установлением власти на бескрайних просторах Евразии, она и в сфере культуры стремительно развивалась.
В книге рассказывается о жизненном пути одного из наиболее известных князей Древней Руси – Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125). Мономах является единственным древнерусским правителем, оставившим свою автобиографию, входящую в состав знаменитого «Поучения», созданного князем для своих детей, которое сохранилось в Лаврентьевской летописи. Тем не менее личность Мономаха по сей день окутана завесой легенд, самой известной из которых является легенда о «шапке Мономаха» и других «Мономаховых дарах», якобы полученных им от византийского императора.
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.