Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы - [41]

Государыня лежала на смертном одре.

К Трубецкому подошёл Алексей Петрович Мельгунов.

   — Великий князь просит ваше сиятельство не оставить вашим вниманием озаботиться составлением манифеста от его имени на случай несчастия.

   — Не упустим, не упустим! Доложите его высочеству, что если уж ему угодно было мне поручить, то ничего с моей стороны упущено не будет.

В это время вышли доктора Круз и Шиллинг, за ними шёл великий князь.

   — Ну как? — спросил Трубецкой.

   — Едва ли доживёт до утра, — отвечал Круз.

   — Да будет Его святая воля! — сказал Трубецкой с печальным выражением взгляда, хотя было видно, что печальное настроение его не что иное, как только выполнение вежливой формальности. — Мы, по крайней мере, верные рабы его высочества, можем только просить Бога, чтобы Он укрепил и поддержал в нём бодрость духа для начинания своего славного царствования! — продолжал Трубецкой.

Великий князь в это время рассеянно глядел в сторону, поэтому не слыхал, что сказал Трубецкой.

«Да, я сейчас же велю Чернышёву... Мне какое дело... — проговорил он про себя под влиянием каких-то своих внутренних соображений.

   — Распорядиться о назначении почётного караула при особе его высочества из двух полувзводов: один от собственного его высочества конвоя, другой от лейб-кампании...

   — Нет, нет, не хочу янычар! Другой, просто от четвёртой роты Преображенского полка, с Барятинским. Покурить чертовски хочется!

В это время вошли старый, сморщенный сенатор Иван Иванович Неплюев и генерал-прокурор сената, заступивший на этом месте Трубецкого, князь Яков Петрович Шаховской.

   — Что этим нужно? — сказал с презрением Трубецкой, показывая глазами на вошедших.

   — Что, можно узнать, какова наша матушка государыня! — спросил Неплюев.

   — Мы надеемся... доктора говорят, будто поотошло. А впрочем, что Бог даст! Ко всему быть готовым нужно, — как бы нехотя отвечал Трубецкой.

   — Дай Бог, дай Бог! Мы все молимся... — начал было говорить Неплюев, но Трубецкой его не слушал.

   — А вы посылали к канцлеру? — спросил он у Волкова.

   — Никак нет, ваше сиятельство; вероятно, он и сам придёт, — отвечал Волков.

   — Пошлите всё равно от имени его высочества. А вы, — продолжал он, обращаясь к Глебову, — пошлите цидулку к графу Петру Ивановичу. Ведь он ждёт не дождётся!

В это время Шаховской тихонько, чуть слышными шагами ходил по комнате, подходя то к той, то к другой картине или к той или к другой статуе.

   — Что им нужно? — ещё раз сказал Трубецкой, взглядывая на великого князя.

В дверях уборной показалась камер-юнгфера.

   — Ваше высочество! — проговорила она.

Великий князь как бы вздрогнул от её голоса и торопливо пошёл вместе с нею в уборную.

   — Распорядись-ка, Алексей Петрович! — сказал Трубецкой, подмигивая в сторону Шаховского и Неплюева.

Мельгунов ушёл за великим князем.

Через минуту из уборной вышел Гудович и от имени великого князя сказал Неплюеву и Шаховскому, что им в собственном кабинете государыни быть нельзя, а не угодно ли подождать в общем приёмном зале. Тем поневоле пришлось убраться, хотя, видимо, обиженными.

Через минуту вошёл дежурный камер-юнкер и доложил, что фельдмаршал граф Алексей Григорьевич Разумовский просит позволения проститься с государынею.

   — Вот не было печали... Впрочем, может быть, к лучшему. Любимчику-то поневоле уйти нужно будет. Подождите, я сам доложу, — Трубецкой встал и пошёл в уборную.

Через минуту оттуда вылетел, как бомба, раскрасневшийся и, видимо, тоже обиженный граф Иван Иванович Шувалов. Он торопливо прошёл кабинет на своих пухловатых ножках, будто не замечая, что все бывшие в комнате, вместо того чтобы вскочить и приветствовать его низкими поклонами, что они непременно сделали бы за день перед тем, тут его совершенно не заметили. Одни для этого повернулись к нему спиной, другие нагнулись над бумагами.

С Трубецким из уборной вышел доктор Монсей.

   — Не то что верно, а можно сказать — уже кончено, — сказал Монсей.

   — Так я пошлю в типографию. Зовите Разумовского да скажите, чтобы не растревожил. А как он войдёт, эдак минут через десять зовите попов. Долго им друг с другом говорить не о чем.

   — А великая княгиня там? — спросил Глебов.

   — То-то и есть, что там! Не выдумали бы какой-нибудь подкоп подвести.

   — Нужно уговорить великого князя, чтобы и он не отходил.

   — Уговори ты его! Он вот хотел идти в офицерскую; говорит, курить хочет. Насилу убедил остаться и то пообещал, что я в бильярдной прикажу затопить камин, так он перед камином может покурить, если хочет. Распорядись-ка, голубчик! — прибавил он Волкову.

В комнату вошёл Разумовский. Ему навстречу вышел Трубецкой.

После обоюдных приветствий Трубецкой привёл его в уборную и там подвёл к великому князю.

   — Идите, идите! Она желала вас видеть. Вы можете быть уверены, — сказал ему великий князь, — что бы ни случилось, в нашем расположении и уважении.

Разумовский вошёл в спальню.

   — Ваше высочество, идите за ним! — посоветовал Трубецкой. — При вас всё будет ладнее и спокойнее. Ведь у него Бог знает какие документы есть. Ты, Гудович, на всякий случай распорядись послать к нему в Аничков дом кого-нибудь из своих наблюдать. Хоть он не такой человек, знаю я, что не такой человек, а всё же: бережёного и Бог бережёт! — сказал Трубецкой.