Княжна Голицына – принцесса моды - [21]
Княгиня Виктория Русполи с Риккардо, Беатриче и Эмануэлой, Рим, 1922 г.
В годы отрочества самым большим развлечением для меня были танцевальные четверги в семье Русполи. В них участвовали Беатриче, с которой мы были одногодки, и Эмануэла, ее старшая сестра, позже она вышла замуж за сына испанского короля. По субботам в их дворце проходили праздники для взрослых, а четверги предназначались для нас. Я обожала танцевать вальс, и получалось это у меня превосходно. Я больше общалась с мальчиками, чем с девочками, у подруг это порождало зависть, чувство соперничества. Я ощущала себя иной, чем они, а они смотрели на меня как на привилегированную персону, хотя я и не понимала почему, ведь они были намного богаче, чем я.
К сожалению, лучшие молодые люди моего поколения почти все погибли на войне.
Ранее, до этих танцевальных вечеров, я всегда одевалась просто и по-спортивному, потому что так хотела мама. Ей нравилось, когда я была скромно одета. Кроме того, не имея больших денег, она выбирала мне такую одежду, что подходила бы и для прогулок на вилле Боргезе, и для обедов вместе с подругами. Когда мне исполнилось 17–18 лет и я стала ходить на балы, я начала одеваться более женственно, но тоже весьма скромно. Мне никогда не нравились экстравагантные и претенциозные вещи. Позже, уже на своих вернисажах мод, я показывала всегда простые модели, очень редко выставляя что-то эксцентричное.
Завязались первые флирты, но Нина постоянно вмешивалась. Она была строгой, настаивала, чтобы соблюдались определенные правила, прежде всего, чтобы она всегда была в курсе, где я нахожусь и во сколько приду домой. Сама же она распрощалась со своей личной жизнью и решила полностью сосредоточиться на моем воспитании. У мамы было много поклонников, и если бы она захотела, то вполне могла бы выйти замуж. Но она не пошла на это ради меня. Если не ошибаюсь, свою личную жизнь она видела только в связи с моей. Меня же все это сильно угнетало, и в конце концов я начала просто задыхаться. Кроме того, у меня появились комплексы: Нина была так умна, что я боялась проиграть в сравнении с ней. Она становилась лучшей подругой всех мальчиков, с которыми я флиртовала, а на самом деле, пока у меня сохранялась с ними какая-то сентиментальная связь, она осуждала меня и всячески препятствовала нашим встречам. Но как только мои отношения в этом плане прерывались, мама снова приглашала ребят к нам и вновь относилась к ним доброжелательно.
В 17 лет вместе с Пегги – американской подругой, которая гостила у нас в доме, я была приглашена на бал в Гранд-отель. Я решила, что вернусь рано, так как наутро мне предстояло отправиться в горы. Пегги желала остаться на вечере подольше, но я ее уговорила. На улице шел снег. Мама настаивала, чтобы я отвезла подругу к ее родителям в чьем-нибудь сопровождении, и на этот раз водителем был Крешенцио Серлупи, настолько некрасивый парень, что мама не считала его «опасным». У него была американская машина, и это, как оказалось позже, нас и спасло – иначе мы бы погибли. Как только мы отъехали от Гранд-отеля, машина начала скользить по дороге, она шла зигзагами, от одного тротуара до другого. Я подумала, что Крешенцио пьян. Я была на заднем сиденье, и от меня от водителя и Пегги отделяло стекло. Когда я почувствовала, что машину сильно заносит, я нагнулась к стеклу и хотела крикнуть Крешенцио, чтобы он тормозил. Но он и так уже тормозил, чем лишь ухудшил ситуацию, поскольку, когда асфальт скользкий, колеса теряют сцепление с землей. А машина тем временем на всем ходу врезается прямо в фонарь, и в тот же момент меня бросает вперед и влево и я ударяюсь лицом о ручку двери. Помню, что на мне был костюм бирюзового цвета из шифона, а к волосам я прикрепила живые камелии. Из машины я вышла вся окровавленная, а у Крешенцио даже очки не были разбиты, с Пегги тоже ничего не случилось. А у меня переносица была сломана, одним глазом я не видела и потом несколько месяцев. Спутники были в шоке и все проверяли, в порядке ли они сами. Я же, вся в крови, искала носовой платок и только просила их позвать кого-нибудь на помощь. Но мои друзья словно не слышали. Прошло еще несколько минут, наконец они опомнились и увидели, в каком я состоянии, тогда они решили оставить меня здесь, а сами бежать за подмогой в Гранд-отель. Но я не собиралась торчать здесь совсем одна и ответила, что хочу вместе с ними отправиться в гостиницу. Это был первый настоящий физический шок в моей жизни. Мы вошли в отель и я побежала в туалет. Когда я глянула в зеркало, то чуть не потеряла сознание: передо мной была кровавая маска. В гостинице все начали суетиться: меня нагрузили полотенцами, платками, позвонили маме, сказали ей, что я якобы ушиблась, танцуя, и что надо зайти в аптеку перед возвращением, и мы действительно пошли туда, и аптекарь, увидев меня закричал: «Скорее отправьте ее больницу!» Все это происходило в час ночи.
Мы прибыли в больницу. Сопровождавшие меня юноши – в смокингах, моя миловидная подруга – в вечернем платье, а рядом с ними я – с камелиями в прическе и окровавленным лицом. Хорошенькое зрелище! Больше часа я провела в приемном покое, стуча зубами, в ожидании, что кто-нибудь появится, чтобы сделать мне рентген. Потом меня повели в операционный зал и там, без анестезии, вставили мне в нос тампон, причинив нестерпимую боль. Эта пытка длилась до шести утра. А в это время мама металась по всем больницам, пытаясь найти меня. Наконец, меня посадили в машину и отправили домой.
Эта книга – глубокий, подробный и богато иллюстрированный путеводитель-рассказ о Святой Афонской Горе, в особенности о местном русском иночестве, написанный многолетним ее посетителем, петербургским историком Михаилом Талалаем, с изложением святогорских былей, преданий, традиций, архивных сведений, маршрутов, агио– и биографий, практических советов паломникам.Издание предназначено для широкого круга читателей.
Аристократка Татьяна Ивановна Лопухина (1890–1978) после революции эмигрировала в Италию, где благодаря своей рафинированной культуре и талантам успешно вошла в мир литературы и искусства. Повествование основано на неизвестных прежде ее мемуарах, написанных по-итальянски, и на свидетельствах современников. Судьба эмигрантки увязана с драматическими событиями XX столетия и с биографиями исторических персонажей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Совместный «проект» двух всемирно известных секретных служб Моссад и СВР, разведчица-нелегал Сара Гольдман, оперативный псевдоним — Агент Эсэр, внезапно и трагически погибает при исполнении порученного ей секретного задания в одной из арабских стран. В ее гибели Моссад обвиняет российскую разведку, предлагая ей исправить свою ошибку и найти в ближайшее время на «роль» секретного агента Эсэр молодую девушку, похожую как две капли воды на погибшую Сару Гольдман, обучить ее всему необходимому и внедрить в легальную жизнь Швейцарии для сохранения очень важной для обеих спецслужб сети завербованных Гольдман агентов-нелегалов из разных стран и для исполнения дальнейших секретных заданий.
Русская девушка еврейского происхождения Адель Альковицкая, москвичка, по воли судьбы ставшая секретным агентом СВР Эсэр, вместе со своими помощниками Кларой Симон и Кшиштофом Мазуром продолжает раскрывать опасные международные преступления: предотвращение террористического акта во время пандемии в Тель-Авиве, дело о расхищении гуманитарной помощи на севера Италии, ведущее своими корнями к мафии на Сицилии, спасение в итальянской больнице пациентки при помощи новой российской вакцины и самое главное — поиск и нахождение секретной лаборатории, в которой был разработан новый опасный для всего человечества вирус.
«Графы Лудольф» — книга, повествующая о международной дипломатии прошлых столетий и судьбах людей, которые состояли на службе у мировой истории. Посвященная аристократическому роду Лудольф, представители которого внесли неоценимый вклад в политику, образование, культуру и искусство, книга увлекает историческими курьезами, выдержками из переписки королей и знатных европейских семейств, эпизодами из повседневной жизни монархов и их придворных, а также малоизвестными историческими деталями, в том числе, любопытнейшей версией происхождения Уильяма Шекспира. В «Графах Лудольф» прослеживаются неожиданные переплетения родственных связей и взаимоотношений между такими фамилиями, как Романовы, Сен-При, Голицыны, Долгорукие, Шуваловы, Штакельберг, Липхарт и даже Гуччи — основателем знаменитого дома моды и бренда.
Собраны очерки и рецензии Даниила Федоровича Петрова (псевдоним Владимир Рудинский ; Царское Село, 1918 – Париж, 2011), видного представителя «второй волны» русской эмиграции, посвященные литературе Русского зарубежья, а также его статьи по проблемам лингвистики. Все тексты, большинство из которых выходили в течение более 60 лет в газете «Наша Страна» (Буэнос-Айрес), а также в другой периодике русского зарубежья, в России публикуются впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.