Княжий остров - [63]

На смертном ведь одре вы! Ну-ка, возьмите булатную палицу,

полно уж пьянствовать, полно печалиться!

Русь наша Матушка светлая, небушком синим одетая;

с русыми косами-вервями, свитых священною верою…

В ножнах мечи заржавели булатные, в распрях головушки валятся знатные…

Белую Русь распинают на дыбушке!!!

Скорбно за вас ей, за грех ваш так стыдно ей!

Русь наша Зоренька светлая, в пурпур рассветов одетая;

с русыми косами-вервями, свитых священною верою…

Просит прощенья за вас, окаянные, встаньте ж дружиною вы покаянною!

Русичи-витязи, белые воины, что же вы спите, умами спокойные?!

Русь с Богородицей светлая, русской молитвой воспетая;

с русыми косами-вервями, свитых священною верою…

Давно не идут в монастырь богомольцы страждущие, позарастали дорожки и стежки, похилились кресты, побитые пулями ликующих безбожников-обров, содрано золото и серебро с окладов и вывезено кумирами кровавыми в банки заморские, утварь разворована, книги святые свалены хламной кучей в подвале склепном-сыром и плесенью взялись тленной, слова русские в сих книгах вопиют и плачут, к разуму зовут обров новоявленных, но глухи их сердца каменные, глаза бешенством и чужою волею светятся, уста извергают брань площадную, похоть и мерзопакостность на личинах звериных-сатанинских. Из колоколов святых отлит нелепый памятник пустозвонный и стоит кровавым кумиром на площади базарной некогда богатого губернского города, перстом дьявольским указывает путь народу в ад и пропасть с улыбкою сальной чревоугодной, на бронзовом лике головы чертячьей… Мо-о-олох лютый! И бредут покорные люди путем лжепророка и гибнут тыщами, рабами бессловными под плетями новоявленных хозяев пришлых, паникой объяты, страхом исполнены… Дьяволов сих на всю Русь Великую не хватает, скупают они души, а плоти, сгубленной, оружье дают против братьев… Мечутся они, страшат русскими же штыками и стреляют русскими же пулями в груди белые, робость посеяли в сынах и дщерях, веру отняли, все позапутали — правду и ложь… Выстроились бы в полки русичи и поднялись ратью, да умных князей нет и духовников Сергиев новых… их в подвалах сгноили, в лагеря заточили, жизнь отняли, уста замкнули и выжгли каленым железом мечту о справедливости и добре истинном…

Стоит опустевший монастырь под ветрами и грозами, и пробираем морозами, вырваны из колоколов языки с мясом, а тела расплавлены, выстлан путь к миру и ладу горем, улит слезами горючими, усеян костьми безвинными погубленных чад силой страшной. Пламенем серы вонючей залита верушка русская, обезгласена и обездолена, из икон в хлевах стены сделаны и полы смрадны-свинячьи, из намогильных плит памятники новые и дворцы бесовы вершат, из золота церковного за океанами куют оружие на Русь, походы новые снаряжают и новые смерти готовит враг!

Но как бы ни тешились проклятые, как бы пиршество свое дьявольское ни ширили, всегда в глубинах России вершилось непостижимое их умыслам, их воле неподвластное, их глазу неприметное, их оружью недостанное, уничтожению немыслимое… Вершится все тайно и само собою; и люди ими вроде бы проверены-куплены, и шпионы за каждым человеком насажены, и смерть всем отступникам в идее мировой революции уготовлена, а никто не поймет из них душу русскую, пусть на ней даже страшная одежа с малиновыми околышами висит… Есть в этом непознаваемое для варваров, непрощение к ним есть в умах потаенных-русских — за поруганную землю, за други своя, за народ униженный, за разорение великое, за лад и правду отнятые. Сатанеют и мечутся псиные своры пришельцев иноземных, заговоры им кругом мерещатся, хватают всех подряд, в пыточные тянут, кровью умываются невинной и пуще звереют, но откуда им знать, что день и ночь на колокольне монастыря дальнего, ими погубленного, пулеметы бессонные стерегут всякого чужого и пришлого, намерившегося узнать, что творится за каменными стенами. Ночами приезжают какие-то люди и остаются там, ходами подземными уходят и приходят рослые парни, смирные и улыбчивые, сильные и смелые, живущие иной судьбой и помыслами, нежели их сверстники атеисты воинствующие, кои немы и слепы от жажды власти и харча дармового.

Скрытой жизнью монастырь дышит, никому недосягаем, крепок дозором и постами тайными на подходах к нему. Ни пройти, ни проползти лазутчику посланному, человеку ли случайному, врагу ли открытому, доносчику ли похотливому. Как из-под земли, далеко за пределами монастыря, вдруг вырастают пред ними лики суровые; допрос сымут, разберутся во всем, бумаги военные страшные покажут простакам, а хитрецам и засланным такой укорот припасен, что память теряют они, словом глупым исходят, бредут невесть куда и лепечут невесть что. Никто их больше не слушает и не узнает.

Тайный «настоятель» монастыря — полковник Лебедев. Служит он в Москве, но часто наезжает и мудрой рукой правит порядок. Есть у него заместитель умный и честный, проверенный годами тайной борьбы с чужебесием, с фамилией чудной для подполковника разведки — Солнышкин. Есть у многих печать от фамилии: Солнышкин он и есть. Добрый и веселый, глаз острый и внимательный. Видит человека насквозь и все примечает сразу и говорит без выкрутасов, самую суть, ясно и четко. Распорядителен, обходителен, сидят в нем природная порядочность и хозяйская хватка. Все знает, а вот в самого не влезешь, не поймешь, рубаха парень и только. Окаемов сразу же угадал и проговорил Егору: