Княжий остров - [164]

Шрифт
Интервал

- Не знаю, он меня потряс, душу перевернул, и мне хочется каяться, все плохое исторгнуть из себя, мне хочется перед ним исповедываться… у меня крик в душе, случилась беда, и я не могу забыть… не в силах радоваться и жить легко, беззаботно, победно…

— Я чую, что-то стряслось, расскажи мне. Будет легче.

— Я не хотел тебя расстраивать… нет, нет… я не могу об этом говорить…

- Говори, я воевала и видела многое на финской и на этой войне… что случилось? Опять кровь, как тогда на шоссе с диверсантами?

- Хуже… ну так и быть. Мы вернулись к монастырю, в лесу Никита привел к общей могиле, тайно захороненных… их пытали, отравленных, больных, потом всех убили выстрелами в затылок,,

— Кого?

— Последний выпуск разведшколы… молодых ребят, моих учеников… я не могу жить спокойно после этого, пока не найду убийц. Я знаю, это плохо, это новая кровь, это месть…

— Кто это сделал? Немцы?

— То-то и оно… что наши… И не наши… лютые демоны. Они как бешеные волки на нашей земле, отравляют своими укусами и ядом все больше людей, и те превращаются тоже в зверей… А Вася и Окаемов убеждены, что их не надо убивать? Что кровь принесет кровь… До сегодняшнего дня я сомневался в этом, была только одна мысль — убивать их, ломать им хребты… мстить… мстить… Но Вася сегодня вышиб меня из седла… возможно, он прав, есть иной путь, есть иная могучая сила, которая истребит их разом, и придет Благодать на нашу истерзанную бешеной стаей землю… Когда Вася говорил, я вспомнил Солнышкина… они его били смертным боем, тоже отравленного и полуживого… как он выдюжил? Мошняков нашел его связанным в подвале и притащил к нам в лес… Он приволок одного майора, который участвовал в расстреле бельцов. И когда мы оторвались от погони, когда допросили этого изверга, Солнышкин потребовал пистолет, и Мошняков дал ему… Правильно ли он поступил? Не знаю— я думал в тот миг, что он это сделал, чтобы припугнуть «малинового парня»… Но в следующий миг я постиг, как беспощаден может быть русский человек в своей особой мести… Ведь Солнышкин — добродушный здоровяк, умница, философ, талант разведки и у него чистая душа… А он с такой яростью влепил пулю меж бровей, что мне стало страшно… Это была даже не месть, а помрачение… Да, и у меня бы не дрогнула рука, даже сейчас, за своих учеников раздавить гада… Но Вася навел меня на мысль: где корни того, что русский истязал русских, а потом сам же погиб от русского, убит русским оружием и закопан в свою же землю. И он и мы ~ братоубийцы… Там была недалеко деревенька, какая-то девушка бродила по лесам и пела твою любимую песню: «Сронила колечко», и когда я услышал слова, как ее милый во гробе лежит, — прошила мысль: а, может быть, это невеста кого-то из моих учеников павших, из моих фронтовых друзей погибших? А может быть… этого обманутого, русского парня в чине майора, которого мы зарыли как бешеную собаку под кустом… Нужно ли нам брать оружие — русским, друг против друга? И Вася прав! Есть иная сила и частью я владею ею… нас преследует и травит друг на друга Зверь… И только он виновен во всем, и только чистая сила может победить его… Высшая сила!

- Ну конечно же, ведь Христос указал путь спасения человечества; злом зла не победить, — заговорила Ирина, — но люди не слышат его глас в суете и грехах и пытаются бороться со злом приемами Тьмы, их же оружием, потому и остаются в тщете и побежденными… Мне хочется тебе сказать о моей бабушке, как о белом воине…

- Мария Самсоновна — воин? — недоверчиво улыбнулся Егор.

- Но ведь она поставила Илия на ноги, уверила, что рано собрался он помирать. А он был безнадежен. Ведь так? Она отвоевала?

— Она…

- Так послушай… Пошли мы недавно с бабушкой в заречную деревенскую церковь к заутрене… Только-только светать начало. Подошли к навесному мосту через реку… На этом мосту много проходящих гибло, люди почему-то падали и тонули… Скидывало с моста. И недавно погиб фронтовик… войну прошел, а кувыркнулся с мосточка и утоп… Я первой ступила на шаткий настил… туман над рекой, сырость и предутренняя белесая мгла. Ступила и боязливо пошла, помня об усопших… И вдруг сзади меня что-то ка-а-ак шлепнется в воду! Я испуганно обернулась и увидела, как бабушка крестит мой путь… Я спросила: «Ба- бушка, а что это упало?»

- Ежель я бы не перекрестила, то ничего бы и не упало, внучка, — как-то отвлеченно ответила она.

И тут до меня стало доходить, что произошла какая-то борьба с какой-то нечистью, я опять спросила ее, тоже отвлеченно: «Упало это, о чем я думаю?» А мосток пошатывается, скрипит, кажется, вот-вот рухнет. А бабушка отвечает:

- А сатана везде сидит, а мы его переходим, не крестясь. Перекрестись, и «оно» упадет… Оно и ушло. Ступай теперь, ступай без страха… Нечистая изошла…

- А вот еще один случай. Прослышала бабушка, что вроде бы открылся монастырь, куда она раньше часто ходила, и начала собираться в путь. Я боялась отпускать ее одну, детей оставили на пригляд ее сестры и пошли вместе. А исстари повелось, что, идя к святым местам, в дорогу ничего не берут — ни воды, ни хлеба, только лапоточки запасные: идешь богомольцем, паломником, значит, Бог подаст. И мы питались Христа ради… Проходили мы одну деревню, где жила, и бабушка знала это, злая, черная женщина — порчу на людей наводила. И вот случилось так, что именно возле ее дома нас стала мучить нестерпимая жажда и ничего не оставалось, как попросить у этой женщины попить… И бабушка попросила воды у нее; та вышла, и с какой-то злой радостью, подала стакан воды… А я вижу, в этом стакане махонький паучок, а черная женщина как зыркнула на меня глазами, словно мысли прочла, и я онемела — хочется крикнуть бабушке — «не пей!», а не могу… И когда бабушка взяла тот стакан, я увидела, как она крестом подула на воду, сама перекрестилась, и стакан в ее руках звонко лопнул! А эту злую женщину стало корчить, ломать, и она с воплем, спотыкаясь, убежала… Мы спаслись, не выпив этой воды, и пошли дальше, и уже в другом доме люди добрые нам подали чистую воду. Вот же сила какая — перекрестилась, и зло исчезло… И последний мой памятный случай… Это было еще перед финской войной, в Ховрине, где мы жили… Я задержалась в больнице, где мы проходили практику после медицинского училища, и возвращалась домой уже поздно ночью. Шла парком; темно, кругом деревья от ветра шумят. И вдруг я увидела, что навстречу мне идут пьяные люди; лиц я их не видела, но сразу почуяла беду, зло, и то, что ждали они именно меня. Не останавливаясь, идя им навстречу, я неожиданно стала читать про себя молитву «Да воскреснет Бог…» И когда они подошли совсем близко, их стало как-то отталкивать от меня, корежить: они должны были сделать зло, но не смогли — не знали, какая сила против них встает… И только страшно так сказали: «Ну, попомним мы тебе это!» Они обессилели и ушли. Нужно только укрепиться в Вере, и это будет победой над злом… Я до сих пор помню с содроганием ту ночь — в этом парке было много убийств, надругательств над женщинами, а я, сопливая девчонка, победила бандитов… Значит, укрепление сердца и души сильнее злости, их ножей, их беспощадности… В это мгновение начинает работать Закон Любви к Богу, и Он дарует спасение…


Еще от автора Юрий Васильевич Сергеев
Становой хребет

Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…


Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.