Княженика. Книга 1. Золото - [9]

— Хорошо, пап, — кивнула я в такт колыханию автобуса. — Во всяком случае, я попробую. Если не получится — тогда переберусь на тетин диван. Просто тот дом — наш, а тетин — не наш.

— Мама мне голову оторвет, когда узнает, — пробурчал папа. — Скажет, что я тебя совсем распустил.

— Наоборот, я же буду вырабатывать самостоятельность!

— Наоборот, в смысле вторую приставит? — грустно пошутил папа, приобнимая меня за плечи. — Самостоятельность детей, ты знаешь, не столько радует, сколько пугает родителей.

— Только ты пиши, ладно? — попросила я.

— Если получится, буду слать эсэмэски. И обычные письма. Надо только будет разобраться, как африканская почта работает.

Автобусик выехал за поселок. Трасса шла вдоль берега, впритирку к насыпи железной дороги. С одной стороны был Байкал, с другой — каменистый крутой склон. Я глянула в окно на озеро — и ахнула. Макушки гор на той стороне Байкала словно мукой присыпало. А в темных распадках клубился белый туман, холодный даже отсюда. Словно маленькие облачные смерчи вырывались из ущелий. Но еще же только начало сентября!

— Пап, гляди!

— Да, снег выпал, — подтвердил папа. — Самое время. «Замерзли все цветы, ветра сошли с ума. Все, у кого есть дом, попрятались в дома», помнишь у Быкова? Здесь — так.

И все равно я не могла поверить. А осень?

— Да не переживай ты, — усмехнулся папа. — Осень будет долгой. По северным меркам. Здесь Байкал держит тепло, смягчает климат. А за перевалами — вот там да, уже заморозки бьют.

— А когда он замерзает?

— В начале января.

— Что, правда?

— Сама посмотришь. Только одевайся потеплее, не модничай. Валенки обязательно купи.

— Ладно, — пробурчала я.

У меня и ботинки зимние теплые, обойдусь как-нибудь.

— Лисеныш… — угрожающе начал папа.

— Да куплю я, куплю, сказала же! — возмутилась я. — Ты лучше сам не пей там, в Африке, что попало. И воду обязательно кипяти. А то подцепишь какую-нибудь муху цеце.

— Я же не антилопа! — возмутился в ответ папа.

— А они не только антилоп кусают, — уверенно сказала я, вспомнив старую подшивку «Вокруг света», которую мама как-то принесла почитать. — Слоновья болезнь называется…

Дорога шла то вниз, то вверх.

Автобус тряхнуло на ухабе, и мы дружно взвились в воздух.

— Ух!

Я люблю заднее сиденье за такие полеты.

Оглядевшись, я увидела, что мы проезжаем стелу на горном склоне, на которой было увековечено: «Мысовые тоннели». Потом, на другой стороне, промелькнул заключенный в две арки кусок рельса и надпись «Сбойка четвертого мысового». А потом, опять на горной стороне, огромными, сваренными из труб буквами было запечатлено: «Тоннели строят настоящие мужчины». Ага, значит, здесь проложены тоннели для поездов. Все понятно.

Потом промелькнули большущие буквы «Северобайкальск», но по обочинам дороги по-прежнему шли кусты, а не дома. А потом мы поднялись на горку, и покатились вниз — к белеющим на воде яхтам, к причалам, к большому квадратному зданию. К северобайкальскому порту. Здесь вчера приставала «Комета», эта была предпоследняя остановка перед Нижнеангарском. Но и около порта никакого города не наблюдалось, и лишь когда мы снова въехали на горку, железнодорожные пути справа расширились, как расходится река на множество рукавов, замелькали строения. Большим мостом мы проехали над железной дорогой, свернули на светофоре налево и покатили по городской улице к вокзалу.

Странные изломанные панельные пятиэтажки без балконов стояли у обочины дороги. Кругом было как-то лысо, а ведь сопки вокруг города тонули в зелени. (Когда мы приезжали, точнее, прилетали, в Нижний в прошлые разы, то до Северобайкальска, почему-то, не добирались, и теперь все вокруг для меня было внове. Не добирались, видимо, потому, что папа не желал тратить ни минуточки на всякую ерунду, когда есть Душкачан, рыбалка и охота.)

Папа, как всегда, заметил мое удивление.

— Думаешь, почему они такие? Это специальные дома, сейсмичные, ветроударные. Здесь, на мысу, постоянные сильные ветра, вот ленинградские строители и спроектировали такие дома для БАМа.

— А мне Нижний больше нравится! — буркнула я.

Там у одноэтажных домиков палисаднички, и в них цветы цветут. И порт прямо в городе. И аэропорт есть. И дома вдоль улицы стоят, а здесь улица сама по себе, а пятиэтажки сами по себе. И зачем строить город в месте, где постоянно дует ветер?

— Ну, ты сравнила! — хмыкнул папа. — Нижний — старый поселок, тогда люди и место для себя выбирали сами, чтобы все нужное для жизни было под рукой, климат был хороший и все такое. А здесь поставили проектировщики карандашом крестик на карте — будет новый город — и город появился. Жить-то в нем предстояло совсем не тем людям, что его задумали, так что на всякие мелочи внимания никто особо не обращал.

Пока мы говорили, маршрутный автобус подъехал к вокзалу, похожему на парус, и остановилась на привокзальной площади. И я увидела нормальную улицу, ведущую в центр, и немного примирилась с новым городом.

— Насколько я помню, — сказал папа, когда мы выбрались из автобуса, — вся жизнь здесь сосредоточена вокруг торгового комплекса. Так что нам туда.

И мы пошли по Ленинградскому проспекту, который меня так порадовал. Здесь были и клумбы, и скамеечки. И фасады домов смотрели на тротуары. Но все-таки чувствовалось, что это север, все по-другому.