Князь Владимир — создатель единой Руси - [11]

От арабских писателей мы знаем, что волжские булгары были превосходными мастерами сапожного дела, и поставлявшиеся ими на экспорт сапоги из юфти на Востоке так и назывались — «булгари».

Правитель волжских булгар был в состоянии выставить в поле грозную по тем временам военную силу — от 10 до 20 тысяч всадников, в кольчугах и полном вооружении. Одолеть это войско было нелегко. Анонимное персоязычное сочинение «Границы мира» (Худуд аль-Алам, начало 80-х гг. Х в.) сообщает, что «со всяким войском кафиров [неверных], сколько бы его ни было, они [волжские булгары] сражаются и побеждают». Главные городища булгар были укреплены по всем правилам фортификационного искусства своего времени.

Можно предположить, что войско Владимира и Добрыни разграбило пограничные северные области Волжской Булгарии, в бассейне слияния Волги и Камы. Но затем подход основных сил булгарского войска из расположенных южнее Булгара, Сувара, Биляра, по всей видимости, заставил русов прекратить грабежи и искать примирения. Взять с булгар дань не удалось, что и подытожил Добрыня своей иронической сентенцией.

Княжий воевода принял деятельное участие в крещении Руси. Предания связывают с его именем обращение в христианство населения северных и северо-восточных областей Древнерусского государства. Поздние памятники сообщают, что Добрыня ходил с епископами «по Русской земле и до Ростова», «и учил… веровать в единого Бога в Троице славимого, и научил богоразумию и благочестию многих, и крестил без числа людей, и многие церкви воздвиг… И была радость великая в людях, и множились верующие, и повсюду прославляли имя Христа Бога» (Никоновская летопись, под 991 г.).

Однако же новгородские предания уверяют, что крещение Новгорода обернулось кровавой драмой. В связи с нехваткой лиц высшего духовного звания поставление новгородского епископа состоялось только в 991 или 992 г. — им стал простой корсунский священник Иоаким. Но еще в 990 г. из Киева в Новгород было отправлено несколько простых священников под охраной Добрыни. Миссия имела целью подготовить почву для массового крещения новгородцев. Поэтому проповедники ограничились тем, что обратились к горожанам с вероучительным словом, подкрепленным для вящего вразумления принародным зрелищем «сокрушения идолов» (вероятно, тех, что стояли на княжем дворе, так как главное святилище новгородцев — Перынь — пока не тронули). Итогом стараний киевских учителей было крещение некоторого числа новгородцев и возведение в Неревском конце, несколько севернее кремля, деревянного храма во имя Преображения Господня.

Дальнейшее известно по рассказу Иоакимовской летописи.

Ко времени прибытия в Новгород епископа Иоакима обстановка там была накалена до предела. Противники христианства сумели организоваться и взяли верх в Неревском и Людином концах (в западной части города), захватив в заложники жену и «неких сородников» Добрыни, которые не успели перебраться на другую сторону Волхова. Добрыня удержал за собой только Славенский конец на восточной (Торговой) стороне. Язычники были настроены весьма решительно — «собрали вече и поклялись не пустить [Добрыню] в город и не дать идолов низвергнуть». Напрасно Добрыня увещевал их «лагодными словами» — его не хотели слушать. Чтобы не дать отряду Добрыни проникнуть на городское левобережье, новгородцы разметали волховский мост и поставили на берегу два «порока» (камнемета).

Положение княжеской стороны осложнялось тем, что городская знать и волхвы примкнули к народу. В их лице восстание приобрело авторитетных вождей. Иоакимовская летопись называет два имени: главного городского волхва Богомила и новгородского тысяцкого Угоняя. За первым закрепилось прозвище Соловей — по его редкому «сладкоречию», которое он с успехом пускал в ход, возбуждая народ к сопротивлению Добрыне. Угоняй не отставал от него и, ездя всюду, вопил: «Лучше нам помереть, нежели богов наших дать на поругание».

Наслушавшись таких речей, рассвирепевшая толпа повалила на Добрынин двор, где содержались под стражей жена и родственники воеводы, и убила всех, кто там находился. После этого все пути к примирению были отрезаны.

Добрыне не оставалось ничего другого, как применить силу. Разработанная им операция по захвату новгородского левобережья может украсить учебник военного искусства любой эпохи. Ночью несколько сот человек под началом княжьего тысяцкого Путяты были посажены в ладьи. Никем не замеченные, они тихо спустились вниз по Волхову, высадились на левом берегу, выше города, и вступили в Новгород со стороны Неревского конца. В Новгороде со дня на день ожидали прибытия подкрепления — земского ополчения из новгородских «пригородов» (окрестных городов), и в стане Добрыни, очевидно, прознали об этом.

Расчет воеводы полностью оправдался: никто не забил тревогу, «все, кто видел ратников, принимали их за своих». Под приветственные крики городской стражи Путята устремился прямиком ко двору Угоняя. Здесь он застал не только самого новгородского тысяцкого, но и других главарей восстания. Все они были схвачены и под охраной переправлены на правый берег. Сам Путята с большей частью своих ратников затворился на Угоняевом дворе.