Князь Олег - [7]

Бастарн действительно испытывал печаль. Весь текст молитвы, тщательно продуманной им накануне, был посвящен не столько смерти Рюрика, сколько Аскольду и его мятежной дружине.

— Яко коротка и сурова была жизнь великого князя Новгородского, русича Рюрика! — с горечью проговорил Бастарн, и толпа, плача, повторила вслед за друидами эту фразу. — Мало лет прожил Рюрик среди словен ильменских, а благих дел сотворил множество, и народ должен будет чтить память по нему незабвенную! — скорбным, но крепким голосом продолжил верховный жрец, и все вторили ему, но уже вразнобой.

Дружинники растерянно оглядывались на Аскольда, Дира, переводили взгляды на Бастарна, но тот, учуяв слабость голосов дружинников, четко продолжил:

— Великое дело начал Рюрик на земле словен! Он строил крепости и защищал землю словенскую от кочевых орд иноплеменников! Он установил ряд на земле словен и примирил вождей родственных племен! Он запретил родственные распри и остался верен тем богам, которые питали силу его духа с младых ногтей! Так воздадим честь тому, кто был добровольно приведен в землю ильменских словен для установления ряда и кто сумел пустить корни среди родственных нам племен не только с помощью семьи своей, но и с помощью верных гридней!

Толпа дружинников, склонив головы, повторила справедливый отклик верховного жреца о Рюрике, но Бастарн почувствовал, как Аскольд вздрогнул всем телом и метнул в его сторону взгляд, горящий злобой. Он оглянулся, их взгляды скрестились, но Бастарн не отступил.

— Да! Русич Рюрик был большим человеком! — упорно повторил верховный жрец. — Владея большой ратью, он не пускал воев на грабеж, но с честью старался оберегать землю словен и ее людей от лютых врагов, помня о завете своих богов!

Толпа дружинников, озираясь на Аскольда, молчала.

Бастарн продолжал:

— А кто осквернит веру в богов своих, того Святовит жестоко покарает и никогда не пошлет удач в делах!

Друиды охотно и громко повторили наказ верховного жреца, а дружинники негромко пробубнили сие предостережение.

— Бог Святовит всевидящ и всемогущ! — грозно напомнил Бастарн, глядя в глаза Аскольду. — Бог Святовит и его слуги свершили добро, забрав Рюрика к себе и к его любимой жене! Так пусть Рюрик обретет покой возле своей любимой жены Эфанды! Да будет тако! — заверил Бастари всех присутствующих, и на этот раз хор голосов был по-доброму мощным.

После этих слов хоровод с причитаниями совершил трехкратное хождение вокруг костра, и в ходе оного дозволялось всякому человеку любого звания и языка говорить свое пожелание покойному великому князю Новгорода и выражать свою боль по утрате именитого русича любым печальным действом; и только Аскольд «не деяху ни битвы, ни кожи кроения не творяху, ни лица драния на соби».

А тем временем на южном откосе поляны велось приготовление пищи, которую друиды умело расставляли на холщовых стелянках, и справлявщие тризну по Рюрику перешли ко второй половине церемонии…

— Ну, Исидор, поведай нам что-нибудь, — лениво попросил Аскольд, возлежа вместе со своими приближенными дружинниками на большом персидском ковре и любуясь игрой тихого пламени угасающего костра.

Тризна по Рюрику закончилась, все накручинились, насытились, теперь и душу можно побередить вольными разговорами. Исидор, давно ждавший княжеского повеления, взглянув, однако, на Бастарна, понял, что верховный жрец тоже настороже и не даст нынче Аскольду внимать ему. Но отступать было нельзя. И грек, запахнув поплотнее свой длиннополый черный плащ, повседневную одежду монаха, заговорил тем мягким, певучим голосом, который не слушать было невозможно.

— Трудное время настало. Зложелателей много вокруг. Искренняя любовь исчезла…

— Как это исчезла? — возмутился сразу Аскольд, представив себе свою пылкую мадьярку Экийю с маленьким черноглазым сыном на руках.

— Я говорю не о той любви мужчины к женщине, которая продолжает род человеческий, — спокойно возразил Исидор, радуясь, что хмель и сонливость развеялись у его вспыльчивых слушателей и он может спокойно творить со своими овнами любую беседу, пусть она даже и будет не по нраву верховному жрецу. Лишь бы слушатели открыли сейчас ему свои души, а он найдет, что в них вложить.

— Мы ходим посреди сетей и шествуем по забралам града, — продолжил Исидор все тем же чарующим голосом и обвел пытливым взором притихших слушателей. — Да, искренняя любовь между людьми исчезла, а на место ее заступила пагубная ненависть…

— Вы ее и разносите по свету вместе с вашей церковью! — гневно прервал грека Бастарн и, шумно выдохнув, зло спросил: — Для чего столько елея в голос свой льешь? Чтобы легче, было их уговорить и обмануть? — И он показал рукой на Аскольда и Дира.

— Бастарн! — обиженно прервал верховного жреца Дир. — У нас что, своей головы, что ли, нет? Ну что ты ему не даешь подурить нас немного? — шутовски спросил рыжеволосый волох, а когда стих смех, уже вдумчиво проговорил: — Я вот чего, Бастарн, не понимаю: как могли люди, верующие в Христа, такие храмы в честь него воздвигнуть?! Какие церкви в Царьграде стоят! Глазам больно от их красоты!

Бастарн засмеялся.